– В общем, я нашла планшет Вити. Он прятался между страниц моего реферата. Я хочу прочитать вам его переписку… – листаю пальцем приложения. Открываю мессенджер и начинаю читать…

– Завтра встречаемся в два. – Читаю я.

– Кому он пишет?

– Не знаю… Номер незнакомый. – Протягиваю задумчиво и диктую цифры Вострикову.

– Это номер Таисии. – Отвечает следователь через несколько минут. – Новая симкарта, недавно оформленная. Он предусмотрительно его не добавил в контакты, рассчитывая, что следствие не догадается проверить. Глупец. И она дура. – Шипит Востриков, шурша бумагами на заднем фоне. – Что там еще?

– Куда девать ребенка? – читаю ответ Таисии. – Мне он не нужен. Может, стоит подбросить его куда-то? – нутро обдает холодом при мысли, что Мэй находится в чужих руках.

– Что дальше?

– Провернем все сами, – читаю ответ Виктора. – Никто из моих не в курсе. Чем меньше людей знают – тем лучше. С ребенком решим позже. Сначала деньги.

– А вот это интересно! – протягивает Востриков. – Виктор не собирался раскрывать план Казанцеву или другим амбалам. Тогда где Казанцев? И кто помогал нашим непутевым преступникам?

– О чем и речь, – соглашаюсь я. – Вы объявили Казанцева в розыск?

– Конечно, сразу же. Подождите, Анжелика Львовна, мне звонят. Повисите на линии.

В динамике шуршит – Востриков откладывает трубку и с кем-то разговаривает по служебному телефону. Я устанавливаю смартфон на громкую связь и обреченно отхожу к окну. Что же вы сделали, Витя? На что пошли ради проклятых денег? Смотрю на мирную картинку за окном: на деревьях колышется густая листва, на клумбах яркими красками мигают цветы, по дорожкам бегают дети, катаются велосипедисты, в ясном небе неспешно плывут взбитые в пену облака… А где-то страдает от одиночества маленький мальчик…

– Анжелика Львовна, вы меня слышите? – отрываюсь от подоконника, разбуженная голосом Вострикова.

– Да!

– Найден труп мужчины. Очень похож на вашего мужа. Мне искренне жаль, но вам нужно приехать на опознание.

Закрываю рот ладонями, успокаивая внезапный приступ тошноты, и оседаю по стенке на пол...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лика.

Воздух покидает легкие, в глазах темнеет, а желудок скручивает приступ тошноты. Морг – самое последнее место, куда мне сейчас стоит ехать. Но и отказаться я не могу… Смотрю в глаза судьбе, мужественно принимая ее удары, интуитивно чувствуя, что испытания скоро закончатся, и наступит белая полоса. 

Темный, пахнущий сыростью и формалином коридор, скрип каталок по полу, звуки открываемых металлических дверей – того гляди, я упаду в обморок от впечатлений. Хапаев идет рядом, поддерживая меня за локоть, и озирается по сторонам, предвидя опасность. А она, к моему удивлению, является, откуда не ждали. Из дальнего угла выплывают фигуры родителей Вити…

– Сволочь! – свекровь обрушивается на меня с кулаками, но сильные руки Магомеда ее останавливают. – Все из-за тебя! Будь ты проклята! И папаша твой… Аферист. Да я вас…

– Успокойтесь! Или я вызову полицию! – рычит Хапаев. 

– Вызывай! Пускай эту дрянь… За нашего Витеньку… – включается в беседу папа Виктора. 

Я почти физически ощущаю исходящие от них ненависть, неприятие, ярость… Они плывут по воздуху невидимым потоком и ощутимо бьют в грудь… 

– Давайте успокоимся? – Хапаев всплескивает руками в примирительном жесте. – Ваш сын подставил Анжелику. Ее затаскали по допросам. И к убийству Вити она не имеет отношения. 

– Мы еще не видели тела, – тушуется Лариса Николаевна и громко всхлипывает. Бумажный носовой платок дрожит в ее пальцах, плечи бессильно сникают. – Сказали, что сначала должна жена… – Свекровь заканчивает реплику пронзительным, как рентгеновский луч, взглядом. 

– Ты как, Лика? – Хапаев мягко сжимает мои плечи. – Может, попросить у врачей валериану или…

– Я в норме, Магомед. – Перевожу взгляд на свёкров, озадачившись неожиданной мыслью: может, они не знают о внуке? Вряд ли Витя сказал им. И с моей стороны будет слишком жестоко умолчать о нем, ведь Виктор был единственным сыном. Конечно, если, в секционной он…

Напряжение сгущается, как грозовая туча, взгляды, всхлипы, тихие шаги и скрип проклятых железных каталок – все обостряет мое нетерпение до предела. Не могу больше ни минуты здесь находиться.

– Чего мы ждем, Магомед? – взмаливаюсь я. 

– Вострикова. Ты должна расписаться в протоколе опознания трупа. Я выступлю как понятой. А, вот и он!

Слава богу, в узком темном проеме вырастает фигура Вострикова. Он шумно дышит, словно бежал, а не ехал в служебном автомобиле. 

– Анжелика Львовна, как вы? Может, врача? – суетится он, пряча под мышкой папку. – Здравствуйте, спасибо, что приехали. – А это уже родителям Вити…

– Давайте скорее покончим с этим. – Мой голос дрожит, как провода на ветру – тонко и протяжно. 

Секционная освещается ярким светом. В центре высится прямоугольный металлический стол со встроенной раковиной. Стены сплошь покрыты белой кафельной плиткой. Мы входим бесшумно, старясь не нарушить царящей здесь мертвенной тишины. Ее нарушает хлесткий звук молнии черного мешка.

Там Витя… Мертвый, избитый, едва узнаваемый. Но это он… 

– Это… он… – прячу лицо на груди Магомеда и зажмуриваюсь.

– Аааа! Господи-и-и! Сыночек мой! – голосит свекровь. Свёкр хрипло стонет в ответ и прижимает жену к груди. 

Востриков просит врача успокоить женщину, протяжно вздыхает, утирает лоб и осторожно обращается ко мне:

– Назовите признаки, по которым вы узнали мужа. Я укажу это в протоколе. 

– Шрам от аппендицита. Родимое пятно на правом предплечье, – отвечаю я, с трудом переводя дух.

– Ви-итенька-! – кричит Лариса Николаевна. – Как же мы тепе-е-рь…

Господи, как же мне их жалко! Я подхожу ближе и осторожно касаюсь ее плеча. Глажу несмело, стараясь выразить сочувствие. Я тоже мать, хоть и будущая… Понимаю, какого это – потерять ребёнка.