Никаких стражников, никаких мошенников. Никто не бегает за прохожими, никто не зазывает в свои лавки покупателей. Все очень чинно и размеренно. Будто вечная жара выжгла из местных обитателей все эмоции и страсти, оставив вместо них одну лишь лень.

Обычные для тащивших тяжеленные корзины служанок светлые платья оставляли открытыми загорелые щиколотки; легкая ткань липла к вспотевшим телам и просвечивала, зачастую создавая иллюзию обнаженности. Происходи дело в той же Акрае – это немедленно привлекло бы всеобщее внимание. А тут нет, тут такое в порядке вещей.

Соломенные шляпки прикрывали от жгучих лучей лица и шеи женщин; загорелые до черноты мужчины тоже не рисковали выходить на солнцепек без головных уборов, но у большинства из них куцые шапочки едва прикрывали макушки.

То и дело мелькали темные одеяния монашеской братии, и мне от одного их вида делалось дурно. А уж в кожаном одеянии экзорцистов сейчас и вовсе можно свариться заживо.

И еще – никакого оружия. Лишь разделочные ножи в мясных и рыбных рядах. Даже лакеи на задках кареты разъезжали без непременных дубинок, что для портового города – нечто из ряда вон. В той же спокойной Акрае знатные господа из дома без вооруженной охраны не выйдут.

Вот уж действительно – единственный и неповторимый.

Или это лишь видимость?

Я покачал головой и поспешил юркнуть в манивший тенью переулок. Дошел до соседней улочки и обернулся, заслышав быстро приближающий топот.

Нагоняли двое. Жилистые, смуглые, черноволосые. В рубахах навыпуск, легких штанах и сандалиях.

– Куда спешишь, добрый человек? – тяжело отдуваясь, улыбнулся парень повыше и покрепче.

– Как только меня не называли, но чтоб добрым… – покачал я головой, – не припомню даже…

– Кошель гони! – Второй выудил из-под рубахи нож с узким, сточенным клинком и ткнул им в мою сторону. – Живей, не то кровь пущу!

Вот тебе и неповторимый! На деле, все как везде, просто местный колорит поначалу глаза затмевает.

– Живей! – повторил парень с ножом. – Порежу!

Я только вздохнул и скинул с плеча ремень дорожной сумки. Грабители начали расходиться в разные стороны, вот только на узенькой улочке взять жертву в клещи оказалось невозможно, и они оставили эту затею.

– Все, тебе конец! – выругался вооруженный ножом жулик, но тут со стороны рынка появились двое.

Один – невысокий и крепкий, с золотой серьгой в ухе и замотанным красной косынкой лицом – поигрывал хищно сверкавшей навахой. Второй – повыше и стройней, с надвинутой на глаза шляпой и натянутым на нос шейным платком – перекидывал из руки в руку трость с массивным бронзовым набалдашником.

– Гуляйте отсюда, ребятушки, пока целы, – с ходу заявил крепыш, поперек шеи которого протянулся оставленный веревочной петлей шрам.

– Сам гуляй, морячок! – нервно огрызнулся вынужденный отвлечься от меня грабитель. – На лоскуты порежу!

– Этой игрушкой? – хмыкнул названный морячком коротышка. – Смотри, как бы ее тебе самому в известное место не засунули.

– Лучше туда трость засунуть, – подержал приятеля высокий. – Надежней будет.

– Идем! – Безоружный жулик потянул за собой подельника; они осторожно разминулись с конкурентами и сразу задали стрекача.

– Мы вас найдем, уроды! – на бегу пообещал один из грабителей, прежде чем скрыться за поворотом.

– Ищите, ребятушки, ищите, – усмехнулся Валентин Дрозд и, убрав закрывавшую лицо косынку, разгладил усы. – Ну ты, командир, даешь! Только прибыл – и сразу приключения!

– Добро пожаловать! – протянул руку расправивший шейный платок Гуго. – Как погода?

– Жарко, – ответил я на рукопожатие.

– Погодка что надо! – хохотнул Валентин и заторопил нас: – Идемте, пока эти шалунишки с подкреплением не вернулись.

Мы зашагали по лабиринту запутанных улочек, и вскоре я окончательно потерял всякое представление, где нахожусь. Дома с высоченными каменными заборами и огражденными этими заборами тенистыми двориками казались абсолютно одинаковыми, а беспрестанно встречавшиеся на пути лестницы, арки и переходы лишь сбивали с толку. Одно ясно – мы поднимались куда-то вверх.

– Бесы! – выругался я, выйдя на небольшую площадь, посреди которой разбрызгивал струйки небольшой фонтан. – Как вы здесь только ориентируетесь?

– Ерунда! – фыркнул выливший себе на косынку пригоршню воды Валентин Дрозд. – Смотри, командир. – Он указал в сторону крепости, выстроенной на примыкавшей к порту возвышенности. – Это гора Святого Фредерика, а мы, стал быть, поднимаемся на Полуденный холм. Всего холмов четыре: есть еще Полуночный, Закатный и Рассветный. А сам городок – между ними. Заблудиться невозможно.

– И зачем нам на самую кручу забираться? – умывшись, спросил я.

– В низине дышать совсем нечем, у кого деньги водятся, стараются на холмах поселиться, – откликнулся Гуго, в отличие от нас воздержавшийся от водных процедур. – Гостиница на той стороне.

– Ладно, идем.

Я глянул на чистое, без единого облачка небо и зашагал вслед за подручными.

Шел молча. Столько всего надо узнать, но сил на разговоры просто не осталось.

Жарко.

Бесов праздник! Так и о душном трюме пожалею скоро!

– Привыкнете, – обернулся Дрозд, по загорелой физиономии которого скатывались капельки пота. – Сам умирал поначалу. А чуточку пообвыкся – и нормально. Жить можно. Главное, в самую жару на улицу носа не казать.

– Местные так и делают, – подтвердил Гуго. – Да и мы тоже. Вас вот только встречать выбрались.

Когда наконец добрались до гостиницы, я сразу поднялся в номер, порадовавший толстенными каменными стенами и окном, выходившим в засаженный апельсиновыми деревьями двор. Незамедлительно разделся по пояс и, наклонившись над тазом, вылил на голову кувшин воды. Отфыркиваясь, вытерся чистым полотенцем, сменил жакет на обычную полотняную рубаху и направился к дожидавшимся меня в соседней таверне подельникам.

Все были уже в сборе.

Валентин Дрозд в цветастой рубахе с красной косынкой на голове выглядел настоящим морским волком, а обветренная физиономия и растопыренные усищи лишь добавляли сходства с бывалым моряком. Таких в любом приморском городе – пруд пруди. Идеальная маскировка. Еще и серьга в ухе внимание от лица отвлекает.

А вот Гуго, напротив, на фоне городских обывателей нисколько не выделялся. Одетый скромно, но опрятно, седовласый и представительный, он вполне мог сойти за служащего одной из многочисленных портовых контор или слугу не самого состоятельного дворянина. Таких обычно никто и не замечает сроду.

А вот не заметить Берту мог только слепой. Платьице столь любимого здешними служанками фасона нисколько не скрывало великолепной фигуры, и даже апатичные из-за жары местные кавалеры не сводили восхищенных взглядов с ее стройных ножек.