Стену у двери подпирал Егор; внешне невозмутимый, но чувствуется – он волнуется, внимательно глядя на меня, чем неожиданно согрел душу и невольно вызвал улыбку.

Пошевелила ногами – грязные, босые, зато целые. Только руки неприятно ноют. Подняла их вверх и удивилась: кисти покрыты слоем мази и в прозрачных перчатках. Хотя, чему удивляться? Подвигав пальцами, особенной боли не почувствовала, но и приятного мало – однозначно. Костюмчик – редкая удача! – на месте, а то с моим-то везением…

– Очнулась, спящая красавица, – пробасил слева Сава, лежащий на соседней кровати. Надо же, весь в гипсе…

– Я смотрю, у тебя любая женщина – красотка, – едко заметила шатенка. – То ли ты слишком непривередливый, то ли всем угодить хочешь.

– Капитолина Федоровна, зря вы наговариваете! – возмутился Сава. – Только вы, да со всем уважением и расположением и…

– Як твоему расположению, как к Стене отношусь, голубчик, – остановила его несговорчивая магичка.

У тигра-балабола помимо загипсованной левой руки и обеих ног, на шее корсет красовался, словно ошейник строгий нацепили. И выглядел он так неожиданно забавно, что я не выдержала и захихикала.

Закурский, наверняка по максимуму обездвиженный, подозрительно недовольно сощурился:

– А что смешного? Меня заставили… вынудили… вот сейчас встану и…

Огромный оборотень, на обнаженной груди которого бугрились мышцы – пристыженный и сконфуженный? Невероятно! А ведь еще совсем недавно присутствовал на казни, решал мою судьбу, приставал, провоцировал…

Дверь распахнулась, и в палату ввалился Алекс Кох. Сейчас глава исследовательской группы с нелепо торчащими в разные стороны черными волосами больше походил на всклокоченную, подравшуюся с товарками ворону, однако смеяться мне расхотелось – у него на расставленных в стороны руках такие же, как на мне, перчатки.

Оглядев нашу улыбчивую компанию, маг отметил:

– Вижу, все пришли в себя. Я рад! – присев на край кровати в ногах, кивнул на мои руки: – Болят?

Я замотала головой и хрипло шепнула:

– Не очень, больше кожа зудит.

– У Капитолины дар божественный… кости сращивать. Тигра нашего по частям, вон, собрала. Скоро как новенький будет. Нам с тобой руки целебными снадобьями восстановила. Да заговором.

– Ой, а…

Капитолина кивнула, понимая, о чем я хотела спросить:

– По счастью, ты без сознания была. А то бы двойная боль…

– Спасибо, – поблагодарила я добрую, это видно, женщину. – Жаль, вам от меня тоже досталось.

Она усмехнулась и строго ответила:

– Уж лучше откат магии светлой несколько минут потерпеть, чем этого болтуна и крикуна…

– Я только два раза, ну больно же было, – обиженно прогундел Сава.

– Как маленький, честное слово… – закатила глаза целитель, затем, махнув нам рукой, вышла из палаты.

После того, как дверь закрылась, Кох прокомментировал ситуацию:

– Если ты за ней дальше в подобном духе ухаживать будешь, то и следующие пять лет не добьешься.

– А, ничего не выходит, – буркнул невезучий ухажер, ерзая на кровати и пристраивая поудобнее загипсованную руку. – Слово не так скажу – она мне сразу разницей в возрасте тыкает.

– Может, просто сказать о своих чувствах? – ляпнула я не подумав. Ведь у меня совета не спрашивали.

Сава насупился, голубой взгляд заледенел, но через мгновение он, видимо, вспомнил, кто ему жизнь спас. Поэтому скривил поцарапанную физиономию, изобразив улыбку, и выдавил:

– Я подумаю, спасибо за совет.

– Прости, пожалуйста, – повинилась я.

– Спасибо тебе за помощь, – глубоко вздохнув, произнес Сава, не глядя на меня.

Большой сильный мужчина явно неловко себя чувствовал, не привык, чтобы его женщины из беды выручали, а некоторые еще и наставляли.

– Не за что, – я тоже тяжело вздохнула и срочно приняла меры по спасению душевного спокойствия тигра: – Вы меня в клан взяли. Работу дали. Да к тому же от авантюриста Келя избавили. – Аккуратно свесила ноги с кровати и села. – Выходит, мы сочлись.

– Думаешь, это равноценная сделка, – мотнул рыжей лохматой головой Сава. – Одно слово – светлая.

– Никто мои туфли не видел? – уныло спросила я, рассматривая поцарапанные грязные ноги в синяках и потрепанный запылившийся костюм, который еще утром по-прежнему радовал меня. А сейчас расстроил окончательно: если лопнувший по шву рукав можно зашить, грязь – отстирать, то мелкие и крупные прорехи…

Охо-хо, без красивой дорогой вещи осталась. Жалко до слез. Я отвернулась, чтобы мужчины мои заблестевшие глаза не заметили, и увидела свое нечеткое отражение на глазурованной поверхности кафельной плитки.

– Святые светлые, это что? Я? – потрясенно схватилась за голову и попыталась пригладить торчащие в разные стороны волосы. Ведьма-ведьмой, какими их изображали в сказках на светлой стороне.

– Ну извини, – усмехнулся Алекс, почесав свою вздыбленную шевелюру. – Не расстраивайся, скоро пройдет.

Нет, вселенная точно задолжала мне белых полосок. Я повернулась к Саве и, сконфуженно улыбаясь, предложила:

– Хорошо, давай сочтемся по-другому. Рассчитаешься бальзамом для волос… Можно сразу два флакона, а то мало ли…

Сначала заржал Кох, следом, охая от боли и хватаясь за грудь, захихикал Сава, выдавив: «Идет!», и даже у Егора дрогнули губы, а потом я услышала его каркающий хриплый смех, запечатленный в памяти. Но в этот раз мне было не страшно, а легко и весело.

* * *

Накрыв руками волосы и опираясь локтями на стол, я уныло смотрела перед собой. Мои локоны, превратившиеся в мочалку и не поддававшиеся ни расческе, ни описанию, расстроили окончательно. Надеюсь, с ними удастся справиться водой и шампунем, и они недолго будут «радовать» меня в зеркале. А то как с такими работать? На глаза посетителям показаться?

Полчаса назад ногу немного в сторону отставила и чуть не свалилась: каблук на новой туфельке сломался. Прямо-таки преследующая меня неприятность – обувь. Эх, кто бы подумал, что секретарская работа окажется настолько напряженной? Вот изящная вещица и не выдержала. Надо бы у Пелагеи Павловны узнать, где можно отремонтировать.

– Совсем плохо? – неожиданно услышала я мягкий голос. И пока выпрямлялась, гадая, что за нелегкая женщину в эту резиденцию тестостерона принесла, та проявила искреннее сочувствие и заботу: – Как ты себя чувствуешь? Может, лучше к себе пойдешь? Полежишь?

Наконец, я подняла глаза и в недоумении осмотрела приемную, но кроме Глеба, который спокойно смотрел на меня, по обыкновению явившись бесшумно, никого не обнаружила.

– А где она? – еще раз огляделась я, отметив, что Глеб волнуется.