бы вполне логично, в то же время подчёркивая, что войну в первую очередь выигрывают Западные союзники. Так что весомые политические моменты в этом казусе были. Однако сам факт переговоров от Москвы отнюдь не скрывался.

Контакты союзного командования с германскими официальными лицами и, прежде всего с эсэсовским генералом Вольфом, начатые по инициативе Даллеса и продолжавшиеся по указанию президента Рузвельта, развивались. В Швейцарию для их проведения прибыли личные представители Александера — старший офицер его штаба генерал-майор Армии США Лаймэн Лемнитцер и помощник начальника штаба по разведке британский генерал-майор Теренс Эйри. Оба генерала были одеты в форму сержантов американской армии, вроде бы приехавшие в нейтральную страну на краткий отдых.

Совершенно неожиданно дальнейший ход переговоров затормозился тем, что Кессельринг, с которым Вольф принципиально договорился о капитуляции, был отозван в Берлин, где получил новое назначение, тогда как во главе группы армий «Ц» был поставлен генерал-полковник Генрих Фитингоф, офицер прусской закалки, считавший своим долгом сохранять верность присяге и честь мундира. С ним Вольф был знаком слабо и опасался вступать с ним в контакт, предлагая капитуляцию. По мнению Вольфа, это могло привести к срыву всего плана, а его самого к обвинению в предательстве и к гибели.

Вторая встреча с Вольфом проходила в местечке Аскона, на швейцарском берегу альпийского озера Лаго-Маджоре, 19 марта. Американские генералы не представились немцу, а Даллес заявил ему, что это — его советники. По сути же дела англо-американцы наблюдали за поведением Вольфа и фактически указывая на то, как ему следует дальше действовать.

Решено было, что Вольф установит связь с Кессельрингом и добьётся, чтобы тот повлиял на Фитингофа в смысле согласия его на капитуляцию без каких-либо условий. Последний действительно стал поддаваться уговорам и склоняться к капитуляции, но на определённых условиях: возвращения германских войск на родину без их пленения, сохранения оружия и знаков различия у офицеров. Последнее Даллес считал возможным принять, что же касается отправки в Германию крупных германских контингентов без статуса военнопленных, то это, по его мнению, нарушало принцип безоговорочной капитуляции. Во всяком случае, союзному командованию, политическому и военному руководству США были направлены соответствующие запросы239.

Трудности в переговорах

Тем временем зародившийся ранее конфликт между союзниками по поводу переговоров в Швейцарии обострился. Последовала острая переписка между Сталиным и Рузвельтом. Советский диктатор нарушил свою манеру смягчать интонации в переписке с Рузвельтом и обострять их в посланиях Черчиллю, которая проявлялась на протяжении последних лет (проекты писем готовились в Наркоминделе под руководством Молотова, но Сталин вносил в них большую правку).

Теперь Сталин сосредоточил огонь на Белом доме240. Ссылаясь на свои «достоверные источники информации», он обвинил Западных союзников в попытке сговора с противником за спиной СССР. Рузвельт в нескольких письмах убеждал Сталина, что в Швейцарии идут не дипломатические переговоры, а обсуждается частный вопрос о сдаче — на условиях безоговорочной капитуляции — одной из германских группировок. Речь идёт о технических вопросах капитуляции, подчёркивал президент. Сталин в свою очередь упрекал президента США, а через него и премьера Великобритании в многократных нарушениях союзных обязательств, тогда как СССР постоянно шёл навстречу пожеланиям союзников, даже в ущерб своим военным интересам.

Сталин был настолько раздражён переговорами в Швейцарии, что своё послание Рузвельту от 3 апреля, носившее наиболее острый характер, писал сам, не прибегая к помощи Молотова. Более того, написав текст, Сталин решил ещё более его заострить, добавив в текст особо острые пассажи: «Понятно, что такая ситуация никак не может служить делу сохранения и укрепления доверия между нашими странами... Я лично и мои коллеги ни в коем случае не пошли бы на такой рискованный шаг, сознавая, что минутная выгода, каковая бы она ни была, бледнеет перед принципиальной выгодой по сохранению и укреплению доверия между союзниками»241.

Последнее письмо Рузвельта Сталину было написано накануне (по некоторым сведениям, в день) его смерти — то ли 11-го, то ли 12 апреля. Оно носило сугубо примирительный характер. Рузвельт писал: «Благодарю Вас за Ваше искреннее пояснение советской точки зрения в отношении бернского инцидента, который, как сейчас представляется, поблек и отошёл в прошлое, не принеся какой-либо пользы. Во всяком случае не должно быть взаимного недоверия, и незначительные недоразумения такого характера не должны возникать в будущем. Я уверен, что, когда наши армии установят контакт в Германии и объединятся в полностью координированном наступлении, нацистские армии распадутся»242.

Так переговоры, которые вёл Даллес, и лично он оказались на некоторое время в центре возникшего, но тогда быстро погасшего конфликта между главами государств антигитлеровской коалиции. Новые конфликты, увенчавшиеся холодной войной, были впереди.

Вступившему 12 апреля на пост президента Гарри Трумэну необходимо было время для того, чтобы разобраться в сложном клубке переговоров и дать указания Доновану, а через него Даллесу о линии поведения. Вначале это затормозило контакты с немцами, а затем чуть было не сорвало их вообще.

О переписке Рузвельта со Сталиным касательно его собственных действий Даллес узнал 12 апреля от Донована, к которому был вызван в Париж. Даллес писал через годы, почему-то употребляя множественное число, хотя отчитывался лично он: «Наш отчёт был максимально объективным. Мы рассказали обо всех наших надеждах и опасениях. Мы невысоко оценивали наши надежды на успех, поскольку Фитингоф [в русском переводе везде ошибочно назван Витингоф. — Г. Ч., Л.Д.] со своими требованиями воинских почестей и Вольф — без всякой надежды добиться капитуляции своими силами без участия Фитингофа — не вселяли оптимизма. Но Донован был полон энтузиазма»243.

Трудности и угроза срыва, однако, сохранялись. Вольф был вызвал в Берлин, где Гиммлер, который сам вёл тайные переговоры с Западными союзниками через представителей нейтральной Швеции о капитуляции на Западноевропейском театре военных действий и опасавшийся, что Вольф перехватит эту инициативу, запретил последнему новые визиты в Швейцарию, хотя и согласился на продолжение контактов с Даллесом через подчинённых. Кроме того, Гиммлер сообщил Вольфу, что лично взял под охрану его семью, находившуюся в австрийской провинции — на эсэсовском языке это означало, что Гиммлер превратил семью Вольфа в заложников, угрожая расправиться с ней в случае, если тот проявит неподчинение.

Эсэсовский генерал вернулся в свою Ставку в Италии, но через несколько дней вновь был вызван в Берлин. На этот раз он считал, что будет арестован и скорее всего убит.

Перед отъездом он даже передал Даллесу письмо с просьбой по возможности взять под защиту его семью. Эсэсовец, более того, просил американского представителя «во имя идей, за которые я