Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этот раз Вольф воспользовался суматохой и неразберихой, царившими в нацистской верхушке, взаимной подозрительностью главарей рейха. Он даже добился личной аудиенции Гитлера, который принял его 18 апреля. Вольфу удалось изложить свои контакты в Швейцарии в выгодном для себя свете: он, мол, вёл переговоры в интересах рейха для обмана противника. Обычно крайне недоверчивый фюрер на этот раз поверил эсэсовцу и выразил уверенность, что в тот момент, когда англо-американцы и русские встретятся, между ними неизбежно возникнет конфликт, которым воспользуется он, Гитлер, и решит, к какой стороне примкнуть. Вольф сделал вывод, что Гитлер неспособен адекватно оценивать катастрофическую для Германии обстановку.
Было очевидно, что война в Европе завершается сокрушительным разгромом Германии, хотя оставалось неизвестным, сколько дней, недель или месяцев продлится разрозненное сопротивление вермахта и войск СС, как много человеческих жизней будет потеряно, каковы будут новые материальные разрушения, в том числе на севере Италии, где британско-американские войска продолжали наступательные операции, но Германия сохраняла вполне боеспособные соединения. Поэтому завершение переговоров о их капитуляции командованию союзников, в частности Александеру, как и ранее, представлялось делом неотложным.
Советские войска начали наступление на Берлин 16 апреля. Даллесу становилось ясным, что в интересах его руководства, да и в личных, даже престижных интересах необходимо было довести дело до капитуляции германских войск в Италии до общего завершения военных действий в Европе. 20 апреля Даллес с чувством радости телеграфировал в Вашингтон: «Впервые со времени прихода Гитлера к власти флаг со свастикой не был вывешен над зданием германского посольства, чтобы отметить его день рождения»245.
Он, однако, был крайне разочарован и обескуражен, получив в тот же день совершенно секретное послание из Вашингтона с приказом немедленно прекратить все контакты с германскими эмиссарами, причём ответственным за это назначался именно он сам. Приказ был оформлен как решение Объединённого комитета начальников штабов, но было совершенно очевидно, что это решение носило политический характер и было принято на основе указания нового президента Гарри Трумэна. Об этом свидетельствовало, в частности, упоминание в приказе, что решение принято «ввиду осложнений, возникших с русскими» и что «русские будут проинформированы об этом»246.
На следующий день Аллен сообщил об этом приказе штабу Александера, располагавшемуся в итальянском городе Казерте. Своему же руководству Аллен послал радиограмму о том, что принял приказ к сведению, но затем выразил фактическое недовольство данными ему указаниями, подробно информируя о том, насколько близко к завершению продвинулись его переговоры с Вольфом247.
Создавалось впечатление, что высшее американское руководство и прежде всего новый президент Трумэн колеблются. Александер, который был близок к позиции Даллеса, запросил британское и американское военное руководство, не является ли целесообразным продолжение по крайней мере формальных контактов. Ему ответили, что прямые контакты с немцами действительно следует прервать, но, если переговоры начнут представители Швейцарии, союзное руководство возражать не будет.
Дело тянулось до 27 апреля, когда, наконец, Даллес, к своему удовлетворению, получил новое сообщение, что прежнее указание отменяется, что Вашингтон (а также Лондон) даёт согласие на подписание германской безоговорочной капитуляции в Италии.
Частичная капитуляция вермахта
Для подписания соответствующих документов в штаб-квартире Александера в Казерте германское командование выделило фигуру сравнительно невысокого ранга — подполковника Виктора фон Швейница, получившего соответствующую доверенность. Фитингоф оставался верным себе — он не желал ставить собственную подпись под унизительным для него документом.
О предстоявшей капитуляции германских войск на Итальянском фронте американская дипломатия проинформировала правительство СССР. Для участия в церемонии был выделен советский представитель — сотрудник Главного разведывательного управления генерал-майор Алексей Павлович Кисленко, являвшийся представителем в Союзном консультативном совете по делам Италии (он не владел ни немецким, ни английским языками и приехал в Казерту с переводчиком). Представителя более высокого ранга советская сторона не выделила, подчёркивая этим, что речь идёт лишь о региональной капитуляции (собственно говоря, и западная сторона придерживалась именно этой позиции)248.
Даллес не отправился в Казерту, хотя предстоявшее подписание документа о капитуляции было поистине результатом его напряжённой и кропотливой работы. Характер его секретной миссии не позволял появления в публичном месте, тем более что ожидалось широкое освещение предстоявшего события в прессе с многочисленными фотографиями. Последним его успехом, которым он гордился, была договорённость с фон Швейницем о том, что тот отступит от указаний своего начальника и подпишет акт, не настаивая на включении в него почётных для германской стороны статей. С явным чувством досады, сохранившейся через много лет, Даллес писал в воспоминаниях: «Поскольку конфиденциальность оставалась на повестке дня, а у меня была чересчур мощная реклама как у личного представителя президента Рузвельта, я не поехал в Казерту на подписание. Моё присутствие на церемонии могло быть легко раскрыто прессой, что поставило бы под удар безопасность операции, которую мы сохраняли в тайне до последнего момента»249.
В 2 часа дня 29 апреля в Казерте был подписан Акт о безоговорочной капитуляции вермахта и войск СС на Итальянском театре военных действий. В качестве представителя вермахта его подписал подполковник фон Швейниц, в качестве представителя СС — штурмбаннфюрер СС Ойген Веннер, предъявившие соответствующие доверенности. По поручению союзного командования свою подпись поставил генерал Уильям Морган. Капитуляция вступала в действие ровно через трое суток — 2 мая. Это время было необходимо, чтобы в условиях разбросанности германских войск, нарушения связи между ними, непрерывных стычек с итальянскими партизанскими формированиями различных направлений — от консервативных до коммунистических — довести содержание документа до ведома командиров всех немецких частей и других вооружённых формирований.
Геверниц, который находился в Казерте формально в качестве переводчика, а по существу дела как личный представитель Даллеса, в своём подробном докладе, представленном Аллену по возвращении в Швейцарию, писал: «Было 14 часов 17 минут, когда генерал Морган закрыл заседание. Немцев вывели из зала, и прожектора погасли. Зал внезапно стал тёмным и скучным, как сцена после конца пьесы»250.
Капитуляция германских войск на Итальянском фронте более чем за неделю до общей капитуляции позволила сохранить жизни некоторого, пусть небольшого, числа как британских и американских военнослужащих, так и немцев и итальянцев, что