Владимир встал и пошел домой. И только сделав несколько шагов, сообразил, что не подумал о Соне. Не искал ее глазами, хотя ее тоже не было за столом. И даже был этому рад. Дома ее тоже не оказалось. Но этот факт никак его не встревожил. Владимир лег в спальне и тут же уснул.

Утром он проснулся и долго пытался понять, где находится и что произошло вчера. Голова гудела. Сони рядом не было – Владимир спал посередине кровати и точно один. Такие утренние минуты всегда его беспокоили и, сказать больше, тревожили. Помимо других фобий, страхов и поводов для дискомфорта был и такой: по утрам Владимир не мог сразу вспомнить, где находится и что было вчера вечером, до того, как уснул. Чтобы восстановить события в памяти, требовалось минут пять. Когда Владимир признался в этом страхе очередному врачу, тот спросил:

– А сколько выпили накануне?

Тогда Владимир понял, что эту мини-фобию лучше держать при себе, хотя эти пять минут, в которые он по крупицам собирал воспоминания, приносили ему настоящие страдания. И ладно бы выпил. Так нет. Как раз после возлияний он прекрасно все помнил. Здесь с ним такого еще не было. Только сегодня. Несмотря на вчерашнее вино, что совершенно не соответствовало клинической картине. Или дело было в Соне, при которой фобия усилилась? Когда он открывал глаза и видел рядом спящую Александру, ему было легче. Намного легче. Если она была с ним, становилось спокойнее, и он приходил в себя за минуту-две. Особенно тяжело было первое время – после того, как Соня к нему переехала. Владимир просыпался, поворачивал голову, видел ее рядом, и его прошибал холодный пот. Ему было плохо до такой степени, что пульс зашкаливал до ста ударов в минуту, а давление скакало – проверял несколько раз на домашнем тонометре. Он видел Соню и пытался понять, как она оказалась рядом с ним. Где Александра? Ведь она должна была быть рядом, а не эта, малознакомая, точнее, совершенно незнакомая женщина. Александра сразу стала ему родной. Он дотрагивался до нее, она его обнимала, и становилось легче. Так, как и должно быть. Одно время этот страх его даже оставил. Ну, почти оставил. А с Соней проявился с неожиданной яркостью; Владимир не мог вспомнить, как оказался дома, как уснул, принимал ли душ, звонил ли кому-нибудь, смотрел ли телевизор. Нет, потом он все вспоминал, пошагово, поминутно, но на это требовалось уже семь минут – он специально засекал время.

И вот сейчас снова накатил этот страх. Почему он один? Почему оказался в душной спальне, а не в гостиной, где так приятно дуло от окна? Где Соня? Или они накануне поругались? Или она спит внизу?

Владимир встал и спустился вниз. Сони в гостиной тоже не было. На столе лежал его мобильный телефон – ни одного пропущенного звонка, ни одного сообщения. Он хотел набрать номер Александры, но не стал. Слишком рано. Или уже поздно? Владимир не помнил, перевел ли часы на телефоне на местное время. Он включил телевизор, чтобы узнать время, прощелкал ток-шоу, прогноз погоды, сериал, еще один, но который час, так и не узнал. Пришлось подняться наверх и ползать по полу, собирая одежду – значит, раздевался он самостоятельно. Часы нашлись в нагрудном кармане рубашки. Как и зачем он туда их положил, Владимир не помнил. Он уставился на циферблат – стрелки показывали двенадцать тридцать пополудни. Он потряс часы и зачем-то постучал ими по матрасу, в надежде сдвинуть стрелки. Никогда, ни разу в жизни он не спал так долго. Как такое вообще возможно, он не знал. Ему даже будильники были не нужны. Много лет подряд он просыпался в четыре утра, потом в пять тридцать, в семь сорок и, выждав еще пять минут, вставал. Этой особенностью организма он тоже делился с врачами, которые прописывали ему легкие снотворные, расслабляющие ванны, успокоительные, антидепрессанты и даже коньяк в медицинских дозах. Но организм оказался сильнее: Владимир, сквозь таблетки, сквозь коньяк и ванные, принятые иногда по отдельности, иногда вместе, продирался сквозь сон, и в четыре утра смотрел на часы, после чего закрывал глаза, чтобы опять очнуться в пять тридцать. И так далее, согласно странному графику пробуждения. Не то чтобы он боялся опоздать или не проснуться. Да, наверное, боялся проспать слишком долго. Но что означало это слишком? Владимир был убежден, что вставать надо рано. Придумал для себя, что он жаворонок. И не мог себе позволить расслабиться и проспать до одиннадцати, даже в выходной день. Считал, что это неприлично. Хотя для чего неприлично? Для кого?

Подумав об этом, Владимир сделал то, чего не делал никогда, – снова лег спать. И тут же уснул. Уже спокойно, без пробуждений, без снов, с открытыми ставнями, в духоте и полном согласии с самим собой. Проснулся от того, что в комнате изменился свет. Он это почувствовал, еще находясь в дреме. Свет стал глуше, как будто кто-то выключил слепящее солнце. Даже стало холодно, до озноба. Владимир встал, на ощупь нашел одеяло в шкафу и лег снова. Он испытывал блаженство. Настоящее, как в детстве, когда бабушка разрешала не ходить в детский сад, и можно было еще поспать, завернувшись в одеяло. Но сон уже слетел. Владимир нехотя встал, посмотрел на часы и не поверил собственным глазам – шесть вечера. Значит, он проспал целый день. Не было потребности в еде, в туалете, хотелось только залезть под одеяло и проспать следующие сутки. Но он заставил себя встать и пойти в душ – и только там очнулся, вспомнил все, что было вчера, и удивился, что Сони нет рядом. Вспомнил, что так и не позвонил Александре, что засыпал, думая о ней.

Переодевшись в свежее, он вышел из дома, на поляну, где шли приготовления к ужину.

Макс выставлял на витрине торт и затейливые десерты. Домработница Надя наглаживала платье, водрузив гладильную доску рядом с баром и следя за действиями повара. Дмитрий колдовал над мангалом. Константин под руководством Елены убирал просохшие шезлонги, расставлял новые стулья и раскладывал подушки в новых ярких наволочках. Элина, девушка Константина, раскладывала на столах приборы и салфетки. Или это была другая девушка, как две капли воды похожая на Элину? За одним из столов сидела женщина, считавшаяся хозяйкой. Владимир ее даже не узнал – она оказалась в домашнем платье-халате, без привычной прически и макияжа. Она выглядела моложе и… добрее, домашнее. Странный мужчина, которого Владимир тоже не узнал, напротив, был одет в льняной костюм, причесан и выглядел как профессор университета – милый, не без чудинки, но умный, вполне привлекательный, с живым взглядом.

Гости еще не собрались, и Владимир не знал, куда себя деть. Поэтому спустился на пляж и прошел уже знакомой дорогой – до кафе, утопавшего в море. И первой, кого он там увидел, оказалась Ирэна, которая покрывала лаком ставни на окнах. На столах сушились подносы, сверкавшие яркими цветами и гранатами, пол был чисто вымыт, а на столах появились новые, домотканые салфетки.

– Не успеваю, – вместо приветствия сказала ему Ирэна, – давно нужно было все здесь привести в порядок.

Владимир неловко, стесняясь, что пришел не вовремя, присел за один из столов.

– Вы вернулись! – К нему навстречу, как к родному, давно не приезжавшему родственнику, кинулась беременная официантка.

– Да, – улыбнулся Владимир. – Я же обещал.

– Вы есть будете? – с надеждой спросила она, и Владимир почувствовал, что очень голоден.