Это насторожило ее, и она сразу ухватилась за последнюю фразу:

– Вы хотите сказать, Наталья Павловна плохо заботилась о племяннице?

– Нет, отчего… Голодная, грязная та не ходила, и дом содержался в чистоте, и все, что полагается, Наталья делала, конечно. Но… Как чужая, понимаете? Не приласкает девчонку, слова доброго для нее не найдет. Только все ноет, ноет… И здоровье-то она потеряла, и прислугу-то из нее сделали, и крест-то она несет, какого никто до нее не носил! Только и твердила: «Вот воспитаю я эту колючку неблагодарную, подниму на ноги, а потом братец меня вышвырнет, как паршивую собачонку!» – И, выдержав короткую паузу, Татьяна Семеновна задумчиво прибавила: – Хотя, тут она права оказалась. Когда Кира от них удрала, он сразу попросил сестру съехать.

– Они не ладили?

– Видимо, нет, – ответила соседка и тут же спохватилась, желая быть объективной: – Да разве со стороны поймешь? Просто ему никто был не нужен. Такой человек… Все большие ученые такие. На быт внимания не обращал, ему сестра требовалась только для ухода за дочкой. За собой он и сам мог приглядеть. Хотел есть – обедал в кафе или пиццу заказывал. Нужна чистая рубашка – покупал новую, набойка на ботинке стопталась – шел, покупал другую пару. Это все мне Наталья рассказывала, жаловалась, какой он мот. И Кира ведь пошла в него. Цены деньгам не знает, не бережет их, тратит как-то безумно. Ох, я что вспомнила!

И женщина торопливо, будто опасаясь, что ее остановят, рассказала Елене историю, случившуюся вскоре после того, как Кира лишилась матери.

– Ей тогда было лет одиннадцать, не больше, и вот что она вытворила! У нас тут большой универсам неподалеку, и вот рядом с ним обосновалась стая нищих. Именно стая – мужчины, женщины, дети с ними, все ободранные, жуткие, совсем как бродячие собаки. Откуда взялись, где ночевали – непонятно, но днем всегда клубились возле магазина. И вот Кира вдруг обратила на них внимание. Бывает ведь, что тысячу раз что-то видишь и проходишь мимо, а на тысячу первый вдруг понимаешь, что остановиться-то стоило.

Из рассказа соседки следовало, что Кира, проходя вместе с теткой мимо нищих, вдруг стала у нее выспрашивать, почему эти люди живут на улице, да еще поздней осенью, когда так холодно, да еще с маленькими детьми. Та объяснила, коротко и доходчиво, что у этих людей по разным причинам нет ни дома, ни денег, ни работы, и им больше нечего делать, как просить милостыню. Ей даже показалось, что девочка выслушала рассказ без особых эмоций. Однако на другой же день обнаружилось, что эмоции Кира испытывала, да еще какие!

– Она тайком взяла все, понимаете, все деньги, какие были в доме. А как на грех, была приличная сумма, профессор только что уехал в командировку и оставил сестре на хозяйство, на несколько месяцев… И все это Кира раздала этим нищим!

– Как?! – ахнула Елена, отчего-то почувствовав жгучую радость.

– А так вот! – засмеялась Татьяна Семеновна, похоже, испытывавшая схожие чувства. – Такая вот девчонка бедовая! Но знаете, если бы такое вытворила моя внучка, я бы ее даже наказывать не стала, честное слово! Хотя живем мы не слишком широко по нынешним временам, но я бы и сама ее пальцем не тронула, и от других защитила. А вот Наталья едва не рехнулась, когда допыталась, куда делись деньги.

Сперва, со слов соседки, Наталья Павловна решила, что их с Кирой ограбили, потому что девочка упорно не сознавалась, что взяла деньги. Впрочем, ее быстро просветили. Милосердный порыв девочки был замечен кем-то из соседей в тот самый момент, когда она оделяла нищих возле универсама. Наталья Павловна бросилась к магазину, но конечно, никого там уже не застала. Нищие, логично рассудив, что девочка раздает не свои деньги и рано или поздно явится их владелец, исчезли оттуда навсегда. Вернувшись домой, озлобленная, измученная объяснениями в милиции и беготней по всему кварталу, Наталья Павловна впервые сделала попытку физически наказать двоюродную племянницу.

– Она на нее с ремнем… А та ей руку прокусила – ого как! «Скорая» приезжала, швы накладывали!

– Стойте-стойте! – взволнованно воскликнула Елена. – Разве Кира прокусила ей руку из-за этого? Вроде речь шла о каких-то джинсах?

– Про джинсы ничего не знаю, – категорически ответила соседка. – Может, она им и вещи какие-то отдала, помимо денег, девчонка-то такая, простая, за ласковое слово удавиться готова… Разжалобили они ее, наверное, рассказали слезомойное что-нибудь… Да и так на их детишек без слез смотреть было невозможно. Я им тоже кое-что отнесла…

Елена слушала, нахмурившись, припоминая ту версию случившегося, которую преподнесла ей Наталья Павловна. Там Кира выставлялась эгоистичной, взбалмошной девчонкой, способной изувечить человека из-за тряпки. В рассказе Татьяны Семеновны Кира представала само– отверженным, сердобольным ребенком, не по-детски остро чувствующим чужое несчастье. «Почему Наталья Павловна не сказала правду? Желала сочувствия? Понимала, что я, скорее всего, одобрю поступок Киры, если она расскажет все, как было?»

Она недолго размышляла над этой загадкой. Татьяна Семеновна, примолкшая на миг, вдруг приглушенно охнула:

– Смотрите-ка, они вместе выходят из подъезда! Ничего, вроде поладили… Она улыбается даже!

– Да кто? – очнулась женщина.

– Наталья и этот, дальний родственник. Сажает ее в машину… Поладили, точно… – И горько добавила: – Чего уж лучше, когда родня заодно! Вот заодно бы и девчонку из следственного изолятора вытащили!

– А вы знаете уже?

– Весь двор знает, все об этом только и говорят. А я считаю, ничего это не доказывает, что у нее голову нашли! Этак, из любого человека можно убийцу сделать!

– Можно, – подавленно согласилась Елена. – Хотя я думаю, что убила его проститутка. Одна из девушек по вызову, помните, вы мне сами рассказывали?

– Вполне вероятно! – охотно согласилась та. – Обе квартиры богатые, было, на что позариться.

– А разве он водил этих девиц и к себе, и к… Кире? – с запинкой выговорила Елена, хотя факт был очевиден. В самом деле, ей до сих пор не пришло в голову задуматься над тем, почему профессор вдруг оказался на квартире у падчерицы, а не у себя, в пустых четырехкомнатных хоромах.

– Больше к Кире, чем к себе, – призналась соседка и, тихонько усмехнувшись, добавила: – Я сперва считала, что он по рассеянности заходит к нам в подъезд, а потом перестала удивляться. Почему ему не пользоваться тем жильем, ведь сама Кира там не появляется? Может, он его предпочитал для свиданий, потому что за свои книги опасался… У него ведь знаменитая библиотека, говорят, ее хочет купить университет! Наталья уже ведет переговоры от имени наследницы.

– В любом случае, счастья Кире это наследство пока не принесло, – с грустью заметила Елена. – Ну, спасибо, что позвонили. Может быть, если что-то новое узнаете…

– Позвоню еще, конечно! – воскликнула Татьяна Семеновна. – Значит, это был их дальний родственник… То-то я его как будто раньше видела…

Елена нажатием клавиши закончила разговор, поняв, что разговорчивая собеседница не отпустит ее еще долго, если вовремя не поставить точку. На душе у нее было так же холодно и смутно, как и на улице, пронизанной ледяным, совсем не мартовским ветром. Небо тяжело хмурилось – похоже на то, что скоро пойдет дождь или даже снег. Внезапно женщина ощутила невыносимую тоску по сыну. Захотелось немедленно поехать к нему, сжать мальчика в объятиях и долго-долго сидеть, уткнувшись носом в его коротко остриженную макушку, вдыхая теплый, еще детский запах.