– Это все ребеночек, – она попыталась улыбнуться. Ее опять замутило. Сахарок еле держалась, чтобы не нагнуться над тазом в присутствии султана.

– Да, я вижу, – сказал он с досадой. – А я так хотел тебя увидеть. Мои ночи без тебя такие пустые. Я беспрерывно смотрю в зеркала, которыми ты обставила мои покои. Сахарок мой, я скучаю.

– Мне скоро станет лучше, – она жалко улыбнулась, сама в это не веря. – И мы увидим в этих зеркалах наше отражение. Твое и мое, – она хотела сказать о том, как страстно будет любить своего падишаха, но не сдержалась. Крикнула:

– Подайте мне таз! Живо!

Ибрагим торопливо встал. Он был не готов к такому зрелищу.

– Отдыхай, Сахарок, – сказал султан и повернулся к ней спиной. Измученная Шекер Пара тут же нагнулась над тазом. Туда хлынула вонючая жижа.

Ибрагим поморщился и торопливо вышел из комнаты с твердым намерением свою новую хасеки больше не навещать. Пока она не родит. Или ей не станет настолько лучше, что прекратятся тошнота и рвота.

– Это ее Аллах наказал, – сказала валиде Турхан, сообщившей свекрови об ужасном состоянии фаворитки. – И это очень кстати. Мой сын не может долго обходиться без женщины. Что там новые девушки?

– Их ждут со дня на день.

– Прекрасно! Шекер и зеркала повсюду развесила! Думала, для себя.

Турхан рассмеялась:

– Вот будет забавно, если Сахарок своими же руками вырыла себе яму. Так ей и надо.

Утешением для Шекер Пара стали мешочки с золотом, которые прислал ей султан. Отныне ей положили большое жалованье, как хасеки. Сравняли ее в доходах с другими султаншами. Еще она получила земельный надел: Ибрагим был щедр. Пряча грамоту о дарованных ей владениях в сундук, Шекер Пара впервые за много дней улыбнулась. Но тут же помрачнела: кого султан позовет в свои покои, пока она нездорова? Надежда лишь на то, что Исмаил, отныне хранитель этих покоев, не позволит никому надолго там задержаться.

… Новость о болезни сестры застала Исмаила в момент, когда он подумал, что худшее уже позади. Отец и сестры вернулись в Стамбул, Исмаилу удалось их увидеть, когда он ходил на рынок к ювелиру. Исмаил, как всегда, был посредником между торговцем редкими драгоценными камнями и султаном, обожавшим делать своим женщинам щедрые подарки. Заодно Исмаил приглядел украшение и для Фатьмы. Теперь он осмелился вступить с ней в переписку.

«Звезды стали ближе, госпожа, с тех пор как я хранитель покоев, а не паж, которому не дозволено целовать даже ваши следы на земле. Теперь я могу коснуться губами края вашего платья, надеясь, что, когда я поднимусь еще выше, став пашой, поднимутся выше и мои губы. Мечтаю коснуться ими вашей изящной руки, которую мне довелось увидеть, когда вы пытались скрыть от меня вуалью свою красоту. Я смотрю на звезды и вижу Луну. Сияющую госпожу, которая, если тому суждено, осветит мои ночи своей любовью. Недостойный ваш раб Исмаил».

Он стоял под балконом после того, как Фатьма, которой он ухитрился сунуть в руку письмо и крохотную, но необычайно изящную брошь в форме цветка, ушла. Исмаил понимал, что рискует жизнью. «Слишком дерзко. Но она так на меня смотрит! Этот взгляд ни с каким другим не спутаешь! Она меня хочет! Если она сейчас выйдет на балкон или я хотя бы увижу ее тень за занавеской, то смелее, Исмаил! Иди до конца! Если надо будет, я влезу к ней на балкон!»

Он бросил жадный взгляд и увидел то, что хотел. Фатьма была там! Ему даже удалось разглядеть, как она прижимает к губам его письмо. Которое надо бы сжечь. Но он готов рискнуть. Шекер Пара теперь – фаворитка султана и беременна от него. Умная и хитрая женщина. Она как-нибудь это устроит: его брак с Фатьмой-султан. Сделала же она его хранителем покоев.

В этот момент до Исмаила и долетела новость, что его сестра не в силах подняться с постели. И что ее беспрерывно тошнит и рвет. «А если она не сможет выносить ребенка?» – с тревогой подумал он.

И в тот же вечер, почти уже на закате прибыли в Топкапы новые наложницы. Исмаил тайно наблюдал из окна султанского павильона, как все они, необъятных размеров женщины, закутанные так, чтобы не было видно даже их лиц, цепочкой шли в сопровождении черных евнухов от Ворот Приветствия по одной из боковых аллей к воротам в Гарем. Там их осмотрят сначала калфы и разделят на годных и негодных.

Годные останутся в гареме, а кого-то даже и близко не подпустят к святая святых: покоям падишаха. Отошлют в Старый дворец или вообще на невольничий рынок. Служанки должны быть проворными, а какое проворство у толстух, которые и ходят-то с трудом? Некоторые из прибывших сегодня женщин весят под двести килограммов! Но одного этого мало, чтобы понравиться султану, поэтому девушек сразу разделят. Прошедших же отбор тщательно осмотрят в лекарском павильоне, потом самых красивых, здоровых и смышленых будут готовить для султана.

Исмаил невольно напряг зрение, пытаясь разглядеть возможную соперницу сестры. Пока еще он может повлиять на выбор главной калфы.

Две или три из девушек были даже толще, чем Сахарок, что с тревогой отметил Исмаил. А сестра сейчас больна. Она вынуждена уступить свое место на супружеском ложе другой. Борьба за власть еще только начинается! Хорошо, что валиде считает его своим союзником. Исмаил не был удивлен, когда наутро его позвали в сад, сказав, что там его ждет сама Кёсем-султан.

Она сидела в шатре, откинувшись на подушки, но при виде него распрямилась и приняла царственную осанку. Дочери, Айше-султан и Фатьма-султан, гостили сегодня у валиде и, когда Исмаил появился в конце аллеи, привстали, чтобы пересесть в глубокую тень. Евнухи и рабыни тут же подхватили подушки, чтобы поудобнее устроить султанш и спрятать их от взгляда молодого мужчины. Который хоть и был хранителем покоев самого повелителя, но по этикету обязан был держаться подальше ото всех женщин правящей династии.

«Главное, что она меня видит», – подумал Исмаил, приосанившись. Он очень надеялся, что застанет сегодня в саду Фатьму, поэтому оделся к лицу. Хотя мужчине не пристало заниматься своей внешностью подобно женщине. Ради Фатьмы Исмаил готов был пренебречь условностями и почти час провел перед зеркалом. Султанша заинтересована, и надо подогреть ее внимание.

– Ты сияешь, как майское утро, Исмаил, – не удержалась валиде, которая тоже заметила, как он сегодня необычайно хорош. – Твои глаза сегодня цвета молодой травы, хотя на дворе глубокая осень. Ты счастлив, что стал хранителем покоев?

– Да,