Как всегда, Сашина дверь была закрыта. Адам потрогал ручку двери. Заперто. Этого и следовало ожидать, но он тем не менее был расстроен. И уже поворачивая к своей комнате, заметил возле контейнера с грязным бельем, стоявшего у стены в холле, что-то, похожее на трусики.

Красные трусики.

Сашины трусики.

Он быстро подошел и действительно увидел трусики сестры, которые выпали из переполненного контейнера и теперь лежали на деревянном полу рядом с ним.

Даже не задумавшись, Адам быстро оглянулся кругом, схватил трусики и скрылся в своей комнате.

Деспотизм маленького городка.

Грегори подумал, что если бы был писателем, то именно так назвал бы свою книгу. А так эта идея просто исчезнет, растворится без следа, как и большинство подобных мыслей, забытая после нескольких мгновений обдумывания.

А ведь сама концепция не так уж и плоха, продолжил размышлять Грегори, глядя на трех практически одинаково одетых мужчин, которые вылезли из такси, остановившегося у бара. На них на всех были надеты джинсы «Ранглер», и белесые круги на задних правых карманах указывали на место, где троица хранила свой жевательный табак. У всех были рубашки западного образца. Ковбои. Они даже шли, одинаково двигая бедрами, и он проследил, как они вошли в бар, весело смеясь какой-то шутке.

Грегори вспомнил, как ему в детстве хотелось быть таким же, как все, как ему хотелось, чтобы его родители говорили по-техасски, в нос, а не с русским акцентом. В те времена в городе было много молокан и почти столько же мормонов. И хотя предубеждения против этих религий практически не было, Грегори страстно хотел раствориться в толпе, ничем не отличаться от других, полностью ассимилироваться с культурными традициями Аризоны.

С тех времен все изменилось к худшему.

Грегори считал, что это случилось потому, что население Макгуэйна стало более однородным, и разнообразие, которое существовало в прошлом, постепенно исчезало – молодые молокане покидали город в поисках лучшей работы и лучшей жизни. А вот остающиеся жители становились почему-то менее толерантными, хотя примеров открытой нетерпимости было значительно меньше, чем раньше.

А самым важным для жителей по-прежнему оставалось мнение окружающих. Вчера Грегори наблюдал, как молодая женщина выбирала детскую одежду. Она собралась купить красный комбинезон, украшенный спереди и сзади флагами разных стран. В этот момент к ней подошли две знакомые женщины, раскритиковали ее выбор – и женщина отложила выбранный комбинезон и взяла тот, который понравился знакомым.

И это относилось не только к таким специфическим аспектам жизни, как мода. Конформизм глубоко проник во все сферы жизни. Например, наклейки на бамперы, которые можно было видеть повсюду в Калифорнии. Они рассказывали о предпочтениях владельца машины, о том, за какого кандидата он собирается голосовать, и так далее. А здесь, в Макгуэйне, их не было видно, потому что никто не хотел привлекать внимание людей к тому, что его взгляды могут отличаться от взглядов соседей.

Неужели его дети станут такими же? Неужели их переезд был бесполезен и они просто поменяли груз необходимости всегда быть в тренде на груз необходимости во всем соглашаться с диктатом туповатых обывателей маленького городка?

От этой мысли Грегори расстроился. Вздохнул, глядя на двери бара, в которые только что прошли ковбои.

Он не мог понять, что с ним происходит. Последнее время чувствовал себя не в своей тарелке, был всем недоволен, хотя никак не мог определить причину этого…

Бо́льшую часть дня Грегори посвятил безделью и бесцельному хождению по городу. Он мог бы пойти домой и пригласить Джулию составить ему компанию, но ему хотелось побыть одному, – и он так и переходил от магазина к магазину. Побывал в музее шахты, заглянул в Торговую палату, посмотрел в отверстие самой шахты и посидел на лавочке в парке. Он не знал, что ищет, но что бы это ни было, он так ничего и не нашел.

Грегори прошел в кафе – или в кофейню, как теперь его неофициально называли посетители. На вывеске, в меню и во всех рекламах его все еще называли «Мокко Кафе Джо», но новые завсегдатаи хотели казаться утонченными жителями больших городов, и почти все без исключения стали называть учреждение кофейней.

Когда он вошел, Вайнона, девочка, которая работала за прилавком, поприветствовала его:

– Привет, Грегори!

– Привет, – ответил он.

Наверное, сейчас позже, чем ему казалось. Занятия у Вайноны заканчивались в три часа, а смена начиналась не раньше половины четвертого. Грегори взглянул на часы над прилавком.

Четыре десять.

А гулял он, убивая время, где-то с полудня.

Но действительно ли он «убивал время»? Мог ли он заняться чем-то более продуктивным?

Нет.

Грегори взглянул на маленькую сцену и увидел Тада Пирсона, будущую звезду кантри из местных, который сняв чехол с одного из микрофонов, уже готовился к вечернему выступлению.

Он рад, что они переехали? Он здесь счастлив? Грегори не был в этом уверен. Он был рад, что бросил свою старую работу и что у него появилась масса занятий, которые вполне могли обеспечить ему интересную жизнь. Но если бы он был до конца честен с самим собой, то признался бы, что полная бесконечных радостей жизнь, которая должна была прийти с получением крупной суммы денег, так и не наступила.

Мечта о том, что он станет вторым Биллом Грэхэмом, тоже потускнела. Грегори действительно связался с несколькими национальными компаниями по организации гастролей, но Макгуэйн располагался настолько далеко от центров цивилизации, что, если только «Мокко Кафе» не было готово расстаться с приличной суммой, никто к ним ехать не хотел.

Поэтому Грегори и имел дело только с местными музыкальными коллективами, которые он уже все прослушал, добравшись даже до Уилкокса и Саффорда. После этого он понял, что ни новых «Битлз», ни даже «Хути энд зе Блоуфиш»[53]открыть ему не удастся. Пока он еще окончательно не отказался от своего плана открыть поэтов, пишущих в ковбойском стиле, но и эти его надежды постепенно улетучивались.

Из офиса Пола вышел Одд, тащивший в руках часть отпиленной крышки стола и ящик с инструментами, такой тяжелый, что ему пришлось согнуться вправо. Одду всегда удавалось развеселить его, и сейчас Грегори с улыбкой наблюдал, как старик пытается изогнуться, непрерывно извиняясь, чтобы протащить свое богатство мимо прилавка.

– Тебе надо было вытащить все это через заднюю дверь, – сказал он. – Было бы гораздо легче.

– С меня достаточно советов на сегодня, – взглянул на него старик. – Моя машина припаркована у главного входа, и именно туда я и иду.

Грегори встретился взглядом с Вайноной – она пожала плечами и отодвинулась к дальнему концу прилавка.