— Ах, милая моя, какие замечательные у вас спортивные туфли! И душечка Фру-Фру от них без ума!

— Да-да, мэм, наверняка очень удобные… — поддакнула Матильда-старшая, и Вика послала ей самую очаровательную улыбку, на которую была способна: еще три минуты назад королевская секретарша была готова испепелить ее взглядом на месте за то, что невеста внука ее величества посмела заявиться к королеве в кроссовках.

Королева же продолжила:

— Знаете, милая, ведь у меня тоже имеются спортивные туфли, которые я всегда надевала под длинное, до пола, платье, на всех этих скучных государственных приемах и банкетах, которые длятся часами. Потому что сидеть во всех этих финтифлюшках — сущее наказание, а у меня уже с сорока начались проблемы с ногами.

Вика отметила, что ноги у девяностодвухлетней королевы, обтянутые чулками телесного цвета, для ее возраста в идеальной форме и обуты в добротные туфли без каблука.

— Ах, милая моя, как мило с вашей стороны, что вы не хотите тревожить душку Фру-Фру. Ведь ей, по собачьим меркам, больше, чем мне по человеческим! Бедняжке немного осталось, как, однако, и мне…

Матильда-старшая принялась что-то говорить, что принято говорить, когда пожилой человек затрагивает тему своей скорой смерти, а Вика, быстро наклонившись, высвободила сначала одну, а потом другую ногу из кроссовок, что сопровождалось утробным ворчанием Фру-Фру, впрочем, быстро успокоившейся, и, ступая по ковру босиком, приблизилась к королеве.

Та, явно с умилением переводя взор с корги, которая, завладев двумя столь милыми ее сердцу (или нюху) кроссовками, урча, распласталась на них, на стоявшую перед ней Вику, подала девушке руку во второй раз, и на этот раз Вика сделала придворный книксен, который так долго тренировала с Матильдой-младшей, и он вышел идеально.

— Ах, милая моя, вы так добры! Право же, русская душа — загадка, ведь так писал ваш поэт Пушкин? Знаете, я читала его в переводе Набокова, но должна сказать, что так и не поняла, отчего же Татьяна, уже замужем за князем, в итоге отказала Онегину…

Королева милым жестом указала на софу, и Вика, присаживаясь на нее только после того, как пожилая дама опустилась в свое кресло, ответила:

— Думаю, потому, что она хоть и не любила своего мужа, однако чтила его и знала, что фактом замужества с князем на нее наложены определенные социальные обязательства. Да и Онегин не сделал бы ее счастливой. Это только он был уверен, что вернулся из долгих странствий поумневшим и повзрослевшим, но, судя по его поведению, он так и остался далеко не самым умным повесой, готовым ради своей идеи фикс заявиться в дом к замужней даме, абсолютно не заботясь о том, что тем самым скомпрометирует ее в глазах всего света…

Королева, которая слушала ее ответ со слабой улыбкой, произнесла:

— Хотите чаю, милая моя? Матильда, налейте Викки. Я ведь могу вас так звать? А вы можете звать меня бабулей. Ведь я теперь ваша бабуля, не так ли?

Так как ответа от Вики явно не требовалось и королева только констатировала непреложный факт, ее величество продолжила:

— Да, социальные обязательства, дело в них, дело в них. Молодое поколение часто о них забывает, даже вот мой сын, Уэльс, считает меня старомодной занудой, а вот и Эдди, и Джонни…

Ну да, она ведь звала младшего внука Джонни…

— Они оба гораздо более ответственные, чем их родители. Чем мои дети. Чем их жены…

Понимая, что королева намекает на свою покойную невестку, «королеву сердец», Вика предпочла никак не реагировать.

В этот момент еще одна дверь распахнулась, и на пороге возникла инвалидная коляска, в которой восседал древний, похожий на иссохшую древнеегипетскую мумию старик, облаченный в шотландский килт, из-под которого торчали жилистые, покрытые набухшими фиолетовыми венами ноги, и пиджак с орденскими планками: дед Питера, герцог Дублинский.

Сам Пит, как и положено, появившийся позднее для того, чтобы королева имела сначала возможность побеседовать с его нареченной с глазу на глаз (если не считать верной Матильды), толкал инвалидную коляску.

Фру-Фру, которой явно не понравилось появление новых гостей, вскочила и принялась глухо тявкать.

— Псина заголосила! Отправьте псину на живодерню! — произнес старик в килте и, тряхнув орденскими планками, добавил: — Вместе со мной, старым мерином. Так ведь, пупсик?

Пупсик… Именно так, как поведал ей Питер, дед называл в кругу семьи свою царственную супругу, и королева млела от этого обращения.

— С тобой, мой цыпленочек, я готова хоть на край света! — ответила королева, и Вика еле сдержалась, чтобы не прыснуть.

А вот то, что королева ласково звала своего супруга-герцога цыпленочком, Питер ей рассказать забыл!

— Ба, у нас в кои-то веки молодые дамы! Да к тому же такие прелестные! — продолжил старик, известный своим экстравагантным поведением и словесными эскападами. Он, с трудом повернувшись, подмигнул внуку и сказал:

— Отличный выбор, Джонни-бой! Кстати, молодая леди, вы ведь поцелуете своего дедулю в его морщинистую щечку?

Подойдя к своему новоявленному дедуле, Вика сначала сделала книксен, однако едва не упала, когда старый герцог просто привлек ее к себе и смачно поцеловал в щеку.

Манеры у него были явно не британские.

Ну да, герцог же по матери русский!

— Ну, милая моя, мы ведь с тобой русские как-никак, так чего же церемониться!

Ощутив у себя на ягодицах руку дедули-герцога, Вика, осторожно высвободившись из его объятий, сказала:

— Думаю, Пит будет ревновать, дедуля!

Питер и правда зарделся до корней волос, и Вика, подойдя к нему, вместе с ним взялась за ручку инвалидного кресла дедули.

Подкатив его к столику, за которым имел место файф-о-клок, Вика самолично налила старому герцогу чашку чая и подала ее. Заметив, что он тянет руку не в том направлении, а явно опять в сторону ее ягодиц, девушка произнесла:

— Ах, я ведь могу и разлить, а чай горячий! Мне бы не хотелось, дедуля, чтобы вы обожглись!

Она не знала, плеснула бы она на костлявую лапу герцога, покрытую пергаментной кожей, чай на самом деле, однако угроза подействовала. И королева, явно получавшая от этой не утаившейся от ее внимания сценки огромное удовольствие, с мелодичным смехом произнесла:

— Цыпленочек, а ведь если будет ожог, нам придется отвезти тебя в больницу, а ты их так не любишь!

— Пупсик, зато там есть молодые симпатичные медсестры! — парировал старик, и Вика невинным тоном позволила себе встрять в беседу королевы и ее супруга:

— А также молодые врачи, которые очень близко дружат с этими медсестрами, дедуля. Вы же не хотите, чтобы они вставили вам капельницу не с тем препаратом и не в то место?