А вот с подарками дело худо выходило. Назанимав направо и налево гривен у купцов, Ярослав кое-что приобрел, но маловато. Конечно, лучше уж малые дары, чем совсем с пустыми руками людишек своих к булгарам посылать. Тогда и вовсе беда. Считай, что изначально на корню дело будет загублено, если они в Булгаре, как нищие за подаянием на паперти церковной появятся.

В Булгар шли кружным путем. С Днепра волоком близ Зубцова до Волги дотянули и дальше по ней, матушке, двинулись, чтобы вокруг только бывшие владения владимиро-суздальских князей лежали. По Оке, конечно, быстрее было б, но зато и не в пример опаснее. Тут же бог миловал, доплыли без приключений, личины обычных торговых гостей на себя натянув.

Разговор поначалу плохо получался. Молчал все время Ильгам ибн Салим, хотя слушал внимательно. Из ответных же его слов тоже ничего не прояснилось. Что принято говорить, то и сказано было – ни на золотник больше.

С другой стороны, и сами послы тоже опаску имели, говорить обо всем откровенно боязно было. Уж больно много народу при разговоре этом присутствовало. А ну как доброхот какой-нибудь тайный из Рязани среди ханских приближенных затесался. Тогда, считай, все прахом пойдет. Вот и получилось, как позже научились заковыристо выражаться, что «встреча, на которой присутствующие обменялись приветствиями, прошла в теплой дружеской обстановке и атмосфере взаимопонимания» А на обычный язык если все это перевести, на народный, то в приглядки поиграли.

Да оно и понятно, что по первости о делах не говорят, а уж у булгар, многое с Востока перенявших, тем паче.

А вот на третий день у послов с эмиром Булгарии уже более откровенная беседа состоялась. Да и принимали их иначе – торжественности поменьше, зато радушия побольше. К тому же эмир не один был – с двумя сыновьями пришел. Так вот и трапезничали по-семейному они с Творимиром и еще двумя мужами набольшими из числа послов Ярослава.

О том, что хан все прекрасно понимает, в том числе и необходимость соблюсти тайну, говорило уже одно то, что толмача обычного на беседе этой не было вовсе. Сам Ильгам ибн Салим русским языком плохо владел, потому говорил мало. В основном его старший сын спрашивал, наследник престола Абдулла-бек. Вопрос задаст, ответ выслушает и отцу своему гыр-гыр-гыр по-своему, по-булгарски. Тот ему небрежно что-то кинет, а бек вопрос этот тут же послам переадресовывает, снова на русский его переводя.

Так и общались. Пусть медленно, зато без толмача пришлого. Эмира же, после того как он о подлинной цели приезда узнал, все интересовало – и как пойдут княжеские рати на Константина, и в каком количестве, и надежный ли ряд[86]заключен с половецкими ордами, да не выйдет ли с ними какой заминки.

Не нравились Творимиру все эти вопросы, напоминающие чем-то даже не разговор, а, скорее, допрос, однако деваться было некуда и приходилось отвечать, хотя боярин старался, как мог, от точных цифр уклоняться. Причину же выставил простую – вы прежде всего согласие дайте, что пойдете на Рязань, а уж мы тогда все полностью вам поведаем.

Эмир же, напротив, непременно хотел все вызнать, иначе, как он сказал, не сможет принять никакого решения. Выразился он, правда, более витиевато, в цветастом восточном стиле, что, мол, не по чину ему в темной комнате черного барса вылавливать, но смысл понятен был.

Лишь под самый конец пошли вопросы меркантильного порядка. Тут уж Творимир не поскупился. Хоть и коробило его оттого, что Русь раздавать в чужие руки приходилось, но говорил он, как князь Ярослав и повелел. Пообещал мир заключить на самых что ни на есть выгодных условиях: эмиру дань вернуть, которую рязанский князь с булгар содрал, и еще столько же дать. Кроме того, заверил он Ильгама ибн Салима, что Великий Устюг, который был воинами эмира захвачен, а ныне снова под Константинову руку попал, Ярослав навечно Волжской Булгарии отдаст.

Да и подарки боярин посулил немалые всем, кто в поход этот пойдет, а уж правителю и сыновьям его – особые. Слыхал-де Творимир будто хан – большой любитель книг рукописных. Так он, боярин, голову на плаху кладет, что в подарки эти, едва только они Владимир с Ростовом возьмут, непременно включат половину самых лучших и дорогих книг из личной вифлиотики князя Константина Всеволодовича. И тут же с радостью заметил, каким азартом заблестели глаза старого эмира.

«Ай да Творимир! Ай да молодец! Угодил, кажись», – даже порадовался в душе старый боярин, хотя книг этих, в отличие от Ярослава, коему на премудрость написанную с детства наплевать было, все равно стало немного жаль. Впрочем, не только книг.

– Если великий правитель Волжской Булгарии даст согласие на свое участие в этом совместном походе, то ему хотелось бы знать, чей будет тот малый град, кой люди князя Константина уже начали рубить потихоньку в устье Оки? – задал новый вопрос Абдулла-бек.

Тяжко было на такое отвечать. Не только умом, но и всем сердцем боярин понимал, как прав рязанский князь, ставя этот город. Булгары ведь почему набеги на Русь устраивали? В отместку за ватаги разбойничьи, которые на них часто с верховьев Волги шли. Поставив в таком месте город, Константин не только от булгарских набегов всю Русь закроет, не-ет. Он же еще, если захочет, конечно, сумеет и вниз никого не пустить, чтоб на будущее у соседа торгового никаких претензий не возникло. Опять же вся торговля по Волге через него первого пойдет.

Да и места там знатные. Бывал боярин в тех краях не раз, видел. О том и князю своему покойному Юрию говаривал, да тот все отмахивался.

– Когда сам на великое княжение сяду, тогда и думать будем, – отвечал он.

Может, и впрямь поставил бы, как знать, но у покойника ныне не спросишь.

– Твой он будет, великий эмир, – вздохнул с тоской Творимир. – Его не Юрий и не Ярослав строить начали, а их ворог Константин. Посему наш князь и слова не скажет супротив того, чтоб ты град сей, захватив его, под свою длань взял.

– Опять же на мордву ваши князья ходят каждое лето. Они же суть данники наши, – бесстрастным голосом переводил Абдулла-бек.

– Ныне волости их оставим в покое и более ходить на них не станем, но до тех пор, пока они нам обиду не учинят, – ответил Творимир и насторожился.

Ему еще в самом начале беседы почудилось, будто не совсем так сын эмира его ответы отцу переводит. Похоже очень, но смысл не такой получается. Старый боярин ведь не один раз к булгарам хаживал. С посольством – да, впервые. Но будучи еще гриднем безусым, доводилось ему с полками Всеволода Большое Гнездо в лето 6691-е[87]от сотворения мира и Биляр ихний в осаде держать. Недолго, правда, они Великий город[88]тревожили – любимый племянник Всеволода Изяслав Глебович в свару с булгарами полез без спроса и был ранен тяжко. Пришлось спешно мириться и назад уходить.