Из-за этого клейма я приехал на дурацкую презентацию.

Последним недоумком час простоял на улице. Словно собака хозяина, чувствовал Леру рядом, но не хотел окунаться в показушное шоу за дверями.

Просто проветривал голову.

Смотрел на огни Питера.

И ждал... как у моря погоды.

Из-за клейма согласился на больницу, хотя нормально добрался бы и до Москвы. За три года в колонии случались неприятности и похлеще!

А теперь ехал в загородный поселок. По дороге, где знал каждое дерево. К дому, с которым был уверен, что распрощался окончательно.

— Если ты голоден, можно заказать еду в службе доставки. — Лера выглядела спокойной. Лишь идеально прямая спина выдавала напряжение.

— Не нужно. Всё в порядке.

— Китайскую еду могут привезти в течение получаса. Недавно ресторанчик рядом открыли.

Она даже не смотрела на меня. Словно справочная служба, буднично сообщала о целом ресторане в нашем поселке, хотя пять лет назад была счастлива и кафе.

— Я в состоянии дожить до утра. И заехать потом куда-нибудь на завтрак.

— Как скажешь.

Лера не стала предлагать приготовить что-то самой или заехать в тот самый ресторанчик. Ни слова она не сказала и о Галине, которая вечно готовила с запасом.

Чужая. Взрослая. И такая красивая, что постоянно хотелось трогать. Проверять — реальная или нет. Головой понимал, что это безумие. Но вело от близости со страшной силой. Хоть табличку себе перед глазами вешай: «Не твоя! Руки прочь!»

Как без происшествий доехали до дома, сам не представляю. Иногда от напряжения, казалось, проводка в машине заискрит или кресла под нами загорятся. Лишь когда припарковались у знакомого забора и двигатель замолчал, стало немного полегче.

— Вот и приехали. — Лера сразу отдала мне ключи. Вручила как награду, от которой давно мечтала избавиться.

— Ты все еще можешь передумать. Я в состоянии оплатить такси до столицы.

— Одну ночь мы как-нибудь переживем под одной крышей, — чуть громче, чем следовало, произнесла она.

— Наверное...

Я сквозь стекло посмотрел на два дома: один мой прежний, проданный, второй — чужой. Сказать больше ничего не успел.

Мой роскошный водитель ловко выбрался из салона и захлопнул дверь. Я всего пару секунд успел попялиться на полуголую спину и бедра. Но этого с лихвой хватило, чтобы проклясть себя за согласие приехать.

До тюрьмы я знал о пытках лишь теорию. Там получил практические навыки. Однако весь мой опыт не шел ни в какое сравнение с ночью под одной крышей с бывшей женой.

Как и в машине, дома Лера была немногословна. Будто я здесь первый раз, она показала гостевую комнату. Вежливо спросила о самочувствии. И, узнав, что всё в порядке, отправилась в другое крыло дома.

Останавливать или задавать ненужные вопросы о женихе, которого почему-то было не видно и не слышно, я не стал.

Вместо этого принял душ... смыл холодной водой с себя усталость. Упал на мягкую кровать.

После этого оставался лишь сон. Хотя бы пять-шесть часов до утра, чтобы отдохнуть и сесть за руль.

Но сон не шел.

Вместо сна в голову лезли мысли, а душу травили воспоминания.

О девочке, которая по фотографии из журнала нарисовала мой портрет.

О девушке, которая уверяла, что если я продам свой дом, то она впустит жить в свой. И нам на двоих его хватит.

О женщине... Соблазнительной, яркой, сладкой, которая спала где-то здесь рядом.

Я уже давно выучил простую истину: время не лечит. Смерть родителей и гибель первой жены прочно закрепили это знание.

Но оказалось, время не лечит и от чувств.

Еще в ресторане, в день нашей первой встречи с Лерой, я понял, что ничего не перегорело. Что от одного только взгляда серых глаз я чувствую себя прежним. А сейчас убедился окончательно.

Как и докторишке в Гамбурге, Фурнье хотелось шею свернуть за то, что заимел права на мою девчонку.

Смех разбирал от собственной ревности. От того, что я вообще все еще на нее способен. И крыша ехала от мысли, что француз был с Лерой... целовал, обнимал, присваивал и заставлял кричать свое имя.

Нереально было уснуть с такими мыслями. Забыл уже, как это — ощущать себя настолько живым.

Наверное, не спасло бы даже снотворное. Только гильотина или...

На «или» не было у меня ни прав, ни шансов. Все свои права и шансы я потерял, когда принес своей девочке соглашение о разводе, а потом оставил ее в одиночестве переживать смерть нашего ребенка.

Но час пустого лежания в кровати... два часа... три...

На четвертом я сдался. Натянув брюки, вышел в коридор. Замер, прислушиваясь к тому, как за окном свистит ветер. И в кромешной темноте каким-то животным чутьем уловил, что стою здесь не один.

Кто-то другой, вероятно, и мог ошибиться — не узнать в ссутуленной темной фигуре хозяйку дома, но только не я. Мне даже присматриваться не пришлось. Какой-то внутренний датчик с двумя значениями, «свой» и «чужой», качнул стрелку влево, и кулаки сами разжались.

Взгляд скользнул по неожиданной гостье от пяток до макушки. Голова потяжелела, словно второй раз за день встретилась с асфальтом. А дальше вместо мозга заработали рефлексы.

Лера не успела убежать. Она бросилась в сторону лестницы, как только я повернулся. Но возле ступеней я успел перехватить ее за талию.

— Тебе не говорили, что в темноте бегать опасно? — Резко крутанул к себе лицом и вжал в стену. — Особенно возле лестницы!

Мы оба посмотрели вправо на ступеньки и одновременно шумно выдохнули.

— Если бы ты меня не испугал, я бы не побежала! — словно боясь, что кто-то услышит, возмущенно прошептала Лера.

— Так я испугал?! Или ты ждала кого-то другого?

За этот вечер мы так часто