— Я всегда думал, что Император приложил к этому руку, — сказал Булавен, чье лицо было сейчас спокойно и задумчиво. — Возможно, потому что Он бережет нас для какой-то великой цели. По крайней мере, я привык так думать. После стольких лет в Брушероке человек поневоле начинает в это верить.

— Император! — воскликнул Давир и в неописуемом раздражении всплеснул руками. — На этот раз, Булавен, ты и в самом деле превзошел самого себя! Из всех несусветных глупостей, которые за семнадцать лет вылетели из твоего рта, — с той поры, как нас призвали в Гвардию, — эта, без сомнения, самая идиотская! Император! Ха! Ты что же, думаешь, Императору больше нечем заняться, кроме как наблюдать за твоей толстой задницей и следить за тем, как бы с ней чего не стряслось?! Очнись, ты, куча навоза! Император даже не знает, что мы с тобой существуем! А если и знает, ему все равно!

— Нет! — закричал Ларн, и его звонкий голос, неожиданно громко разнесшийся по траншее, напугал всех, кто в ней находился. — Вы не правы! Вы не знаете, о чем говорите!

Видя, что остальные смотрят на него в замешательстве, Ларн заговорил снова, и теперь спокойные, проникновенные слова, казалось, сами полились из его уст.

— Извините, — начал он. — Я не хотел кричать. Но я услышал, что вы говорите, Давир, и… Вы не правы! Императору не все равно. Он наблюдает за всеми нами. Это я точно знаю. И я могу доказать. Если бы Император не был хорошим, добрым и справедливым, он никогда бы не спас жизнь моему прадеду!

И пока остальные молча сидели и слушали, Ларн рассказал им предание, которое в последний вечер перед его отъездом поведал ему отец в подвале их фермерского дома.

Он рассказал им о своем прадедушке. О том, что его звали Огаст и что он родился в мире, который на звездных картах имеет название Аркад V. Он рассказал им про то, как его призвали в Гвардию, и о том, как грустно ему было покидать родной мир. Он рассказал о тридцати годах службы и о том, как у его прадедушки пошатнулось здоровье. Он рассказал об устроенной лотерее, а также о человеке, кто отдал прадеду свой счастливый билет. Он им сказал, что это было чудо. Пусть чудо не громкое, но все же чудо! Рассказав гвардейцам слово в слово историю, услышанную от отца, Ларн сразу почувствовал облегчение и стал с нетерпением ждать их реакции.

— И все? — сухо спросил Давир, и это было первое, что услышал Ларн после бесконечного, как ему показалось, молчания. — Это и есть твое доказательство? Предание, что тебе рассказал отец?

— Это была интересная история, салажонок, — вымолвил Учитель, выглядевший немного смущенным.

— Ха! История что надо! — воскликнул Зиберс, с ехидством глядя на Ларна со стрелковой ступени. — Сказка вроде той, что родители рассказывают детям перед сном! Ты больше в это дерьмо верь, салага! А еще лучше пойди и расскажи эту историю оркам. Посмотрим, спасет ли тебя твое чудо!

— Заткнись, Зиберс! — рявкнул Булавен. — Тебя не для того в караул поставили, чтобы ты там губами шлепал! И мнение твое никто вроде как не спрашивал! Оставь салажонка в покое.

Убедившись, что своей резкой тирадой он заставил Зиберса замолчать, Булавен вновь повернулся к Ларну:

— Учитель прав, салажонок. Это была интересная история, и ты нам хорошо ее рассказал.

— И это все? — удивился Ларн. — Вы говорите так, будто думаете, что здесь что-то нечисто. Будто вы не верите.

— Мы не верим, салажонок, — подтвердил Давир. — Учитель и Булавен, конечно, постараются тебе все это смягчить, но и они не поверили. Никто из нас не поверил. По правде говоря, если та история, что ты нам сейчас рассказал, является источником твоей веры в чудо, то ты даже еще наивнее, чем кажешься.

— Что вы, Давир, мне это скажете, я мог бы догадаться, — сказал Ларн. — Вы вообще ни во что не верите. Но что с остальными? Учитель! Булавен! Неужели вы не видите, что произошедшее с моим прадедом было чудом? Что это доказательство того, что Император наблюдает за нами?

— Дело не в том, что мы тебе не верим, — беспомощно пожал плечами Учитель. — Просто даже если допустить, салажонок, что все детали рассказанной тобой истории правдивы, возможны самые различные толкования.

— Толкования?! — воскликнул Ларн. — О чем вы говорите?

— Он говорит, что ты наивен, салажонок, — вмешался Давир. — О, конечно, говорит он это в своей обычной профессорской манере, когда ходят вокруг да около, вместо того чтобы прямо сказать, что у них на уме, но думает он, что ты наивен. Мы все так думаем.

— Ты должен нас понять: весь наш жизненный опыт заставляет нас смотреть на эту историю иначе, — пояснил Учитель.

— Да как же можно на нее смотреть иначе? — удивился Ларн. — Вы услышали историю. Как вам человек, который отдал моему прадедушке свой счастливый билет? Неужели вы не видите во всем этом руки Императора?

— Не хотел я развеивать твои иллюзии, салажонок, — начал Давир, — но только сомневаюсь, что рука Императора имела к этой истории хоть какое-то отношение. Нет, похоже, что единственные руки, которые были во всем этом замешаны, принадлежали твоему прадеду!

— Я… Что вы хотите этим сказать?

— Он убил его, салажонок, — просто сказал Давир. — Человека со счастливым билетом. Твой прадедушка убил его и забрал у него билет. Вот и все чудо.

— Нет… — почти прошептал Ларн, с недоверием глядя ему в глаза. — Вы ошибаетесь.

— Конечно, я даже вижу, как все это произошло, — убежденно произнес Давир. — Вот твой прадед. Он болен. У него все болит. Он знает, что победить в лотерее — его единственный шанс уйти из Гвардии живым. Потом, когда кто-то другой получает счастливый билет, он понимает, что между ним и долгожданной свободой стоит всего одна человеческая жизнь. А ведь он солдат. Он уже убивал прежде. «Что такое одна забранная у кого-то жизнь в масштабе Вселенной?» — говорит он себе. Мы живем в волчьем мире, салажонок, и похоже, что твой прадед был свирепее большинства других волков.

— Нет, — твердо сказал Ларн. — Вы меня не слушаете. Говорю вам, вы ошибаетесь. Вы больны, Давир. Как вы только могли такое подумать?!

— Все дело в имени, салажонок, — грустно сказал Учитель. — Или, вернее, в отсутствии имени, хотел я сказать.

— Да, в имени, — подтвердил Давир. — В этом вся загвоздка.

— Да что вы все… Я не понимаю!

— Они, салажонок, говорят об имени того человека, который отдал твоему прадеду свой лотерейный билет, — со вздохом сказал Булавен. — Твоя история о нем умалчивает. Ты сам-то разве не видишь, что это все меняет? Очень сожалею, но должен тебе сказать: это доказывает, что твой прадед его убил.

— Имя? — совсем сбитый с толку, пробормотал Ларн, чувствуя, как в животе у него все сжалось, а в голове помутилось, из-за чего мир вокруг вдруг странно, как на оси, стал вращаться.

— Ты подумай сам, салажонок, — убеждал его Давир. — Предполагается, что этот человек спас твоему прадеду жизнь. Твой прадед должен был знать его имя. Он ведь был его товарищем, ты не забыл? Человек, который плечом к плечу прошел с ним все эти тридцать лет службы в Гвардии! И тем не менее годы спустя, когда твой прадед рассказывал своему сыну эту историю, он почему-то даже не упомянул имени человека, который спас ему жизнь! Как-то это, салажонок, одно с другим не складывается. Особенно если учесть, что, по твоим словам, человек он был набожный. А такие люди, если им кто что хорошее сделает, до конца дней своих поминают того в молитвах Императору.