* * *

– Борода, ты радистку Кэт не видел?

Профессор, аж приплясывал от нетерпения. Инструктор третьего отряда медленно качнул головой в знак отрицания, затем, вспомнив, произнёс:

– Слушай… Она после завтрака с Татьяной в горы умотала. Сказала, что видела где-то во время марш-броска алычу, вот Лютикова и захотела себя побаловать.

– У, чертовка!

Парень выругался – им только что сообщили, что неподалёку нашли туриста с перерезанным горлом, раздетого и ободранного до нитки. Слава Богу, не северного, из Империи. Начальник лагеря срочно вызвал всех инструкторов и предупредил, что до поимки злоумышленников все выходы с территории строго запрещаются. Вот он и помчался разыскать Катерину и сообщить ей добрую весть, а заодно договориться о совместном посещении киносеанса – сегодня привезли индийский фильм «Два незнакомца», с Амитабхом Баччаном и Рекхой в главных ролях. Профессор уже прослышал про любовь Волконской к Индии, и думал, что сегодня та оттает при такой новости. А тут – опять облом. Вот же невезуха… Потом вдруг сообразил – девчонки ушли в горы! Алыча ведь росла на берегу быстрой горной речушки километрах в десяти отсюда! Мать моя женщина! И туриста там же нашли… Даже похолодел.

– Слушай… Борода! Скажи начальнику лагеря, что я – за ними! Тот тоже сообразил и изменился в лице.

– Оружие возьми хоть!

– Некогда мне бумажки заполнять! Ты лучше к Палычу ноги в руки, и доложи. А я…

Он провёл рукой по поясу, где по неискоренимой привычке висел в ножнах шкерочный нож.

– Как моя бабка говорит – без верёвочки, да без ножа из дома и через дорогу не переходи! Короче – алыча здесь в одном месте растёт. Как раз – ТАМ. Усёк? Словом, догоняйте!..

Ахмет неторопливо понукал лошадь, медленно тянущую двуколку по узкой, усыпанной камнями тропе, ведущей к укромному местечку. Место знакомое, глухое, проверенное… Там в пещере сидят в ожидании «работы» ещё двое абреков, с которыми он познакомился у мечети. Джигиты приехали в поисках денег, и уже успели сделать одно дело, поймав заблудившегося художника-петербуржца, приехавшего сюда в поисках вдохновения. Тот долго пытался их убедить не убивать его, крича что-то вроде, мол, он сам Малевич, великий и неповторимый, но горцы к таким вещам глухи. Им мазня по бумаге или холсту противна, поскольку Аллах запретил изображать всё живое. Именно поэтому старший из двоих, заросший бородой по самые глаза Али ударом кулака свалил русского на землю, затем задрал ему подбородок и, словно барану, привычным движением перерезал горло. Тело отнесли недалеко и бросили в кустах. Место глухое, кто сюда заглянет? Местные сюда не ездят… От пассажирки, томно откинувшейся на спинку коляски и вытянувшую длинные красивые ноги ничуть не смущаясь жадных взглядов сидящего рядом «проводника», пахло одуряющее прекрасно. Пожалуй, Ахмед не станет сразу продавать её в Турцию. Горцы присмотрят за ней, если попользуются – от той не убудет, и ему не жалко. Между тем северянка расстегнула свою сумочку, вытащила оттуда квадратную пачку, достала сигарету с золотым ободком и непонятной надписью и щёлкнув зажигалкой, выпустила струйку ароматного дыма. «Проводник» страшным усилием воли сдержался, чтобы не столкнуть русскую прочь – мало того, что бесстыжая шлюха, так ещё и курит! Но женщину спасло, что он вовремя заметил толстую пачку, даже на взгляд не меньше нескольких тысяч, северных сиреневых двадцати пяти рублёвых купюр. Вот это куш! Вот это удача! Э, ладно! Он вытерпит. Зато, даже поделившись с братьями, можно год не работать, пить, есть, купить себе жену, пусть днём работает в саду и по дому, а ночью ублажает его, Ахмеда, своим пышным задом. От таких мыслей в штанах стало горячо, и он на мгновение зажмурился. Северянка между тем докурила свою сигарету и лениво бросила её на тропу…

Профессор успел во время, услыхав женский крик издалека. Бросил взгляд с горы вниз и чуть не ахнул, увидев смирно стоящую лошадь с заплетённой разноцветными ленточками гривой, лениво хватающую траву под деревьями. Не обращая внимания на то, что происходило рядом, конь флегматично жевал чуть пожухлую от палящего зноя траву. Возле небольшой дикой мелкой алычи же разворачивалось главное действие: двое горцев в высоких папахах, устрашающе вращая глазами и потрясая кинжалами страшно визжали, нагоняя страх на отчаянно сопротивляющуюся Ахмету «туристку». Татарин же пытался сорвать с той уже разодранный до пупа сарафан, но северянка, не обращая внимания на вывалившиеся молочно-белые груди, ловко отбивалась оказавшейся неожиданно тяжёлой сумочкой. Наконец, кто-то из абреков не выдержал и, зайдя сзади, ухватил туристку за заплетённые в короткую косу волосы и рванул. На этот раз крик был неподдельный, от боли.

– Твою же мать!

Снова выругался Профессор. Этих гадов трое. А где же девчонки?! Впрочем, он мог их обогнать, поскольку рванул напрямик, не став пробираться по удобной, но более длинной дороге. Особенно, если они вышли часа два назад… В четырнадцать лет парень имел уже второй взрослый разряд по биатлону, несмотря на ослабленное зрение, в последнее время, впрочем, внезапно ставшее приходить в норму. Было и ещё кое-что: мало кто знает, что содержание кислорода в воздухе на Кольском полуострове соответствует таковому на высоте трёх с половиной тысяч метров. Поэтому, приезжая в Среднюю полосу мурманчане, особенно те, кто родился и вырос на Севере, без всяких усилий могли позволить себе такие вещи в физическом плане, на какие никогда не оказались бы способными у себя на Родине. Вот и сейчас Профессор, отмахав почти семь километров по горам и ущелью, был на удивление свеж и полон сил*. Чёрт, а тётеньку то того, сейчас… Дальше он не думал. Тело действовало само, исполняя то, чему парня обучали уже почти четыре года, с тех пор как в пятнадцать лет он получил повестку в армию…

Бил жестоко, во всю свою немаленькую силу. Несмотря на природную худощавость, бочку на сто пятьдесят килограмм чистого веса мог спокойно, взяв в охапку, поставить на вторую. А мешок с цементом казался пушинкой после того, как сутки напролёт выкидываешь груз посольно-свежевого траулера. Так что грабителям и убийцам пришлось не сладко. Тот из них, кто ухватил женщину за волосу, после сильного удара мосластым, набитым о доски кулаком, улетел в придорожные камни, сухо треснуло, и он дёрнувшись, затих. Но на этом удача кончилась – остальные двое разбойников схватились за кинжалы. И всё. Их преимущество. У них – длинные лезвия булатной стали. У новоявленного спасителя, ещё совсем мальчишки на вид, всего-навсего короткий, чуть больше пяди, клинок. Правда, руки длинные, но длина кинжала это компенсирует. Так им казалось. Но… Сашка крутил камбалку с десяти лет. А в тринадцать стоял за разделочным столом наравне со взрослыми мужчинами. Его лицо хищно ощерилось:

– В ножички захотели поиграть, ну-ну… Внезапно бородач, стоящий на ножах, вдруг взвизгнул:

– Вах, Али! Убил Али! Совсем убил! Смерть тебе, гяур!

Второй, татарин по виду, взмахнул своим кинжалом и… Медленно. Привыкшим к неспешному течению жизни восточным жителям может и казалось, что они делают БЫСТРО. Но по меркам обитателя двадцатого века – все их движения были сонными и медлительными. Быстрый шаг вперёд, резкое полуприседание. Кинжал проходит над головой, камбалка проворачивается уже в ЛЕВОЙ руке, хотя только что была в правой, клянусь Аллахом! И падает на землю кинжал из вдруг обессилевшей руки, а вторая тщетно пытается затолкать назад кишки, вдруг полезшие из рассечённого живота.