Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ма-ам!
- Напиши адрес!
Не знаю почему, но я, действительно, разговаривала как полицейский на допросе. Тоном, не терпящим возражений. Лиса тоже поразилась. Однако подчинилась без обид и отнекиваний.
Быстро набила мне адрес в вотсап.
- Вот! Это их домина. Обрати внимание! Не далеко за городом, как у твоего Оленева! В центре города, в коттеджном поселке. Если что, я даже на автобусе доберусь.
- Ладно уже. Иди.
Я понимала, что запретить дочери посетить камерную вечеринку, куда приглашены лишь избранные - жестоко и ужасно для подростка нашего времени. Однако желание возникло очень сильное. Я даже сама поразилась. Лиса еще никогда меня не обманывала. Не пила, не употребляла наркотики, хорошо училась и крайне редко «зависала» где-то с друзьями.
Нехорошее предчувствие тяжелым грузом навалилось на плечи. Я постаралась объяснить все логически. Девочка впервые идет на такую долгую вечеринку. Естественно, я волнуюсь! Я же мать!
Однако ощущения не отпускали.
Я выпила пустырника и легла спать. В надежде, что к утру все нехорошие предчувствия развеются, как ночная мгла.
* * *
Большую часть следующего дня я посвятила двум статьям внештатников. Редактировала, списываясь с авторами и согласовывая каждую правку. Проверяла факты, имена, даты. Перекусывала и снова погружалась в работу.
Поначалу бывшие коллеги, привыкшие общаться со мной на равных, ершились, инстинктивно не принимая новую субординацию.
- Слушай! Ну так лучше! Это же мой материал!
- Да ладно тебе! Зачем нужны эти правки? Я десять лет пишу в данном стиле. И всем все всегда нравилось!
- Я не хочу менять структуру материала! Ты просто не понимаешь, как я мыслю! У меня другая логика!
- Может мне еще все переписать, как ты видишь?
Я терпеливо поясняла каждую пометку. Каждое пожелание иллюстрировала. И - аллилуйя - через несколько часов разговор бывших коллег стал совершенно другим.
- А ведь, и правда, так легче читается!
- Слушай! А ты была права. Так логичней выходит.
- Спасибо. Хорошая идея добавить эту фразу. Сразу все становится на свои места.
Ну и к финалу нашей работы меня, наконец-то, оценили вслух.
- Ты уж прости. Ты хорошо редактируешь. Не то что наш Артур Наилевич. Не издеваешься и не рычишь. Все объясняешь. Даже учишь.
- Честно, я не думал, что с тобой так легко будет работать. Прошу прощения за утренние слова.
Я не нуждалась в извинениях коллег. Потому, что отлично понимала: и их изначальную настороженность, и болезненный страх, что кто-то вторгнется в святая святых - авторский текст. Каждый творец воспринимает подобное в штыки. И это абсолютно нормально.
Плохо, если не горишь текстом, не дышишь вдохновением и готов все перекроить по первому же слову.
Мне хватило того, что коллеги увидели - со мной можно нормально, адекватно работать. Не нужно бояться моего произвола в чужих статьях - такого не будет.
Остальные поглаживания эго мне совершенно не требовались.
Я с детства привыкла полагаться на себя и верить в себя.
К вечеру статьи упали на почту Артура Наилевича. Я размялась, немного прогулялась по нашему небольшому дворику. Выпила чаю, посмотрела новости и вдруг поняла, что уже десять.
Лиса обещала вернуться к одиннадцати и вроде бы волноваться еще было рано. Но я почему-то ощутила себя не в своей тарелке. Словно дочке нужна моя помощь.
На нервах я торопливо набрала ее номер. Молчание. Я повторила вызов несколько раз, но Лиса не отвечала.
Я заметалась по комнате, по двору, по кухне. Не понимая, что делать и куда бежать. В течение часа я себя уговаривала, что просто слишком драматизирую. Накручиваю себя совершенно зазря.
Лиса - девочка умная, ответственная. Вряд ли она пустится во все тяжкие. А телефон на веселой молодежной вечеринке можно и вовсе не услышать.
Там же, наверняка, музыка гремит так, что уши закладывает. Крики, смех, звон посуды! А может Лиса вообще танцует с мальчиком и ей не до моих звонков. Мы ведь договорились. Я не просила ее отзваниваться заранее, отвечать на мои нервные вызовы.
Я выпила пустырника, чаю и снова вернулась к новостям. Проверила - выложили ли наши статьи с моими подопечными. Пролистала их в полосе, нашла перу опечаток, поправила и взглянула на часы.
Пятнадцать минут двенадцатого!
Боже! Ну где же она??! Доченька! Куда же ты запропастилась?!
Я снова набрала Лису.
Несколько раз. Непрерывно. И потом еще несколько раз. Телефон не отвечал. Мерные длинные гудки действовали на нервы.
Трясущимися руками я набрала первый пришедший на ум номер. Даже не подумав, что у Оленева может быть режим, он уже спит или занят.
- Да? - Ярослав взял трубку сразу.
- Яр… у меня… я… помоги…
Я, журналист с немалым стажем работы, не могла сложить слова в предложения. Мысли путались, а эмоции били через край.
- Оленушка. Милая моя. Любимая, - он выдохнул и продолжил. - Успокойся, пожалуйста. Давай, успокойся и скажи, что случилось. Я завожу машину и скоро буду у тебя. А ты пока рассказывай.
Я начала сбивчиво объяснять ситуацию. Со стороны выглядело, что я просто истеричка, которая не позволяет дочери даже расслабиться. Однако Оленев так не подумал.
- Значит, так, - произнес он, когда я закончила причитать, всхлипывать и нервно пояснять что случилось. - Я скоро буду у тебя. Пока никуда не дергайся. Собирайся, и мы поедем к Армяновским. Я знаю его отца. Меня точно пустят на территорию. А там… разберемся по факту.
Все. Успокойся. Возьми пустырник, ключи, кошелек. Ну, что там еще вы берете всегда с собой… Женщины, я имею в виду. Я скоро буду.
Не знаю почему, но слова Оленева вдруг успокоили. Возможно, просто потому, что он дал мне план действий. Я выпила еще пустырника, чаю и начала собираться.
Параллельно включила автодозвон в тщетной надежде, что Лиса все же найдется. Вдруг возьмет трубку, отчитает за то, что я волновалась и «кипишила». Пообещает сейчас же приехать.
Однако дочка так и не отвечала.
Естественно, меня изрядно потряхивало. Но когда я оделась в свободные брюки, тунику и свитер и уже начала бросаться на стены, Оленев постучал в калитку. Я выбежала, бросилась к нему и разрыдалась. Неожиданно для себя, неожиданно для Ярослава.
Он крепко обнял, прижал и погладил по голове.
- Оленушка. Любимая. Я не дам ничему плохому случиться. Ну просто поверь своему дикарю. Пожалуйста!
Я все еще всхлипывала, а Оленев бодро произнес.