Он не скажет.

Просто не скажет.

У него снова начинает вибрировать телефон в кармане, и я морщусь и отвожу взгляд.

– Не жди меня, – прошу, – я еще секунду посижу, у меня что-то голова никак не перестанет кружится.

– Уверена, что тебе не нужен врач? – Ник мигом вскидывается, будто я задела одну из чутких сигнальных нитей.

– Нет, нет, просто слабость, – отмахиваюсь, – не волнуйся, я тут не задержусь. Не думаешь же ты, что я рискну соваться к Козырю, после того как он только-только подписал мое соглашение. Сначала я проверну свою сделку, как минимум. Да и потом… Нет, меня не хватит.

Говорю многословно, эмоционально, выдаю свой страх с лихвой. Только бы он поверил.

После того, как я столько времени водила Ольшанского за нос, убеждая, что к моей беременности отношения он не имеет никакого – я совершенно точно ощущаю, что он стал придирчивее. Параноидальнее, даже.

Хотя дело, может, не во мне. Дело может быть в Юле, которая столько времени врала ему в таком количестве, что у Ника случился передоз.

– Наберу через пятнадцать минут, – предупреждает Ник, прежде чем развернуться в сторону своей машины, – не ответишь – вернусь и сам отведу тебя ко врачу. Ясно?

– Ясно, – улыбаюсь бесцветно, – предельно ясно, что ты не хочешь оставить меня в покое. И это очень печально.

Что-то в нем напрягается, будто утоньчается, будто какая-то откровенность желает быть озвученной, но он все еще прекрасно сдерживает свои порывы.

Напоминает только: “Через пятнадцать минут”, – и быстрым шагом уходит к машине.

Я не встаю, пока его машина вообще не скрывается из виду за полосой деревьев. Прекрасно, так он меня не увидит.

Конечно, я вхожу.

Бескрайняя дура, желающая нарваться на неприятности там, где только-только наметилось что-то вроде перемирия в давней не равной войне.

Прохожу мимо кухни, любуюсь на сидящую на столе и пьющую кофе Татьяну. Одну. Так, я очень надеюсь, что Козырь не утащил жену в спальню, потому что вот в это… Я не сунусь. Он точно меня раскатает.

Заглядываю к Тане, оставляю стакан из-под воды.

– Да могла не париться заносить, – фыркает она, только слегка выныривая из чашки с кофе, – оставила бы на лавочке, забрали бы.

– Не все местные горничные столь внимательны, увы, – улыбаюсь нейтрально, – хотя бы я должна быть бережлива к собственности клуба.

– Ладно, – девушка безмятежно пожимает плечами, спокойно принимая мою немножко нелепую отмазку, – как скажешь. Эд в гостиной.

Я даже слегка теряюсь под взглядом насмешливых умных глаз.

Эта девица кажется такой легкомысленной по первому ощущению. А оказывается гораздо проницательней многих моих знакомых, которые осознанно занимаются психологией человеческого поведения.

Ладно.

Оставим ей эту маленькую победу. Сделаем человеку приятно.

– Только обязательно постучи, перед тем как войти. Они там… Разговаривают, – добавляет Таня, когда я уже шагаю в сторону двери в гостиную.

Ну, я бы, конечно же, постучала. Тем более, что дверь плотно закрыта. Но все же я останавливаюсь, для уточнения своих исходных данных.

– Разговаривают или… – договариваю вполне понятным взрослому человеку движением бровей. Деловой этикет не предполагает большей откровенности.

– Нет, – Таня отчетливо фыркает, – они, конечно, те еще кролики, но вряд ли сейчас они близки к стадии примирения через секс. Напротив, они только начали баталию. Имеешь шанс успеть до того, как они вообще перестанут замечать хоть кого-то кроме друг друга. Правда на это у тебя минут семь.

Ох, Дьявол. Моя затея кажется мне все более самоубийственной, потому что вклиниваться в семейную ссору – не разумно. Но все-таки… У меня практически деловой вопрос. И я почти готова, что Козырь на меня вызверится…

Стучу, слышу резкое “Да”, еще раз понимаю, что зря я все это затеяла, но отступать уже некуда. Толкаю дверь. Шагаю вперед, как будто в прорубь.

Мальчика, того самого пацана, что возился тут на ковре и строил из кубиков какую-то башню, уже нет. Видимо, няня унесла его наверх.

Воздух в гостиной густой и вязкий, как будто здесь прошлась гроза.

На меня не смотрит никто из двоих, смотрят они друг на друга, не говорят ни слова. И от этого у меня просто мороз по коже.

Боже, какая же я все-таки дура…

Надо было выбрать время попозже.

Хотя попозже он уедет, и я могу вообще его не увидеть.

– Мне бы с вами поговорить, Эдуард Александрович, – произношу тихо, с усилием заставляя себя посмотреть прямо на Козыря, – можно?

Бог ты мой, как он на меня посмотрел. Как на камикадзе. Впрочем...

Да, я сама примерно так себя и ощущаю.

– Выйди.

Разумеется, услышав это слово, да еще и озвученное в такой жесткой бескомпромиссной интонации, я отшатываюсь назад. Все-таки я пришла не вовремя.

– Не ты, Морозова, – раздраженно рыкает Козырь, и я вздрагиваю, замирая. Мимо меня неторопливо проходит его жена. В отличие от меня, она все правильно поняла.

Ну вот мы и остались один на один.

Осталось понять, как не рухнуть в обморок.

– Сядь.

Сама не понимаю, как оказалась в кресле. То ли инстинктивно выбирала подчинение как единственно возможный путь выживания, то ли кресло решило все само и бросилась ко мне под коленки.

С учетом того, с кем именно я сейчас нахожусь в одной комнате – и от второго варианта отказываться не стоит. С него станется и мебель выстроить по струнке.

– Только не вздумай прямо сейчас начать рожать, – раздраженно роняет Козырь, поднимаясь на ноги и уходя к дальнему от меня окну, – ты и так успела произвести неизгладимое впечатление на мою жену, что она устроила мне форменный допрос, за какие-такие преступления я пугаю несчастную беременную тебя.

– Бог ты мой… Я не хотела…

– Не хотела, чтобы моя жена вынесла мне мозг? – Козырь саркастично усмехнулся. – Знаешь, она и без всякого стороннего желания прекрасно с этим справляется. Просто любит нарываться. Её любимый вид спорта.

Кажется…

Кажется, заступничество его жены все-таки что-то да значило. Потому что тон беседы неожиданно сменился. Вместо холодного, скальпельно-острого тона, готового рассечь меня на мелкие кусочки, мне предлагали какой-то отрешенно снисходительный. Не враждебный. И это…

Это позволило мне хотя бы дышать.

– Ты ошибаешься, Морозова. Я не сжираю тебя не потому, что моя жена выразила свое недовольство моим поведением.

– А почему? – пискнула едва слышно.