– Света написала, – Ник пожимает плечами, – что ушла ты от Эда чуть ли не в коме. А зачем бы тебе приходить к нему, как не для расспросов? Господи, Эндж, я ведь просил.

– Я просто хотела знать, – скатываюсь до шепота, – это что, плохо?

–Плохо, что ты себя не бережешь, – Ник вздыхает, – Козырь крайне тяжелый человек, а уж для тех, кто перед ним накосячил – просто невыносим. Паршивый собеседник для беременной и впечатлительной женщины.

– Я не впечатлительная, – это вероломное заявление выбивает меня из колеи.

– Ты – возможно, но вы – очень даже. Иначе как ты мне нервный срыв объяснишь?

Никак. Никак не объясню.

Пытаюсь сделать глоток кофе и понимаю, что чашка в руке дрожит. Я сама дрожу.

– Япония – прекрасная страна, – пытаюсь произнести бесстрастно. Получается паршиво, голос подводит меня, срывается, – только, может, все-таки…

– Давай ты не будешь принимать это на свой счет, Эндж, – спокойно предлагает Ник, – это отличное предложение для меня и моей карьеры. То, что бонусом к нему идет уступка Козыря в твой адрес – отличный расклад, так ведь?

Вот тебе и повод помертветь, Анжелочка. Потому что для Ника это “отличное предложение”. То, что он пару недель назад грозился не оставлять тебя в покое – это уже пыль и тлен. Не стоит спрашивать за те клятвы, которые тебе давали на эмоциях.

– Да, конечно. Хорошо, если так, – выдыхаю через силу.

– Тебе не стоит бояться, Энджи, – глаза Ника не отрываются от моего лица, – мне дали отсрочку в несколько месяцев. Мой приятель ищет Юлю, полиция ее ищет. Если не найдут и не упрячут за это время, мы поищем безопасные варианты для тебя.

– Об этом не беспокойся.

Зря я переживаю, что как-то себя выдам. Он не видит. Не видит и не слышит ничего, связанного с моими эмоциями. Это для Ольшанского слепая зона. Я могу расплакаться сейчас, и он абсолютно не поймет, почему это со мной приключилось.

Как тогда, когда я призналась ему в любви, а у него лицо свело будто от зубной боли.

Он молчит и снова смотрит на меня. И от его взгляда у меня будто боль под кожей пузырится.

В первую секунду так рада была, что он пришел.

Подумала – может, это потому, что дорога ему? Дура наивная. Ничего-то не усваиваю, выводы не делаю. С чего бы чему-то меняться?

Что ж, одно хорошо – его слепота безотказно прижигает лопнувший рубец на моей душе. Я могу встать, залпом выпить кофе, бросить на стойку сотню.

– Энджи…

Мне снова мерещится то, чего нет. Что после тишины Ольшанский вдруг решил сказать что-то исцеляющее, дарящее мне надежду.

Нет, обманываться этим снова – лютая роскошь. Недопустимая. Сама себе её запрещаю.

– Мне пора работать, Николай Андреевич, – говорю бесцветно, – и спасибо вам большое за помощь. Судя по всему, без вас мне было рассчитывать не на что. Я пойду.

Я не дожидаюсь его ответа. Просто разворачиваюсь и ухожу.

Как же все плохо…

Так, что мне даже мерещится пристальный взгляд на моих лопатках.

Он не будет на меня смотреть. Я для него не женщина – маточный репликатор, офисное кресло.

Выхожу на улицу, останавливаюсь, цепляюсь пальцами за шероховатую деревянную колонну веранды.

Касаюсь лица сухими пальцами, отнимаю мокрые.

Я это не вывожу. Одна – не вывожу. Это почти что медицинский факт.

Что ж…

Пальцы вытягивают из кармана телефон.

Набираю номер, слушаю гудок, пытаюсь не подвывать в унисон. Глубже дышу, чтобы не было слышно, что нос заложен от беззвучной попытки прорыдаться.

– Бог ты мой, какие люди, – весело приветствует меня Берг, – честно, был уверен, что придется тебе звонить через неделю.

– Не придется, – улыбаюсь через силу, – скажи, ты еще не передумал насчет ужина?

К свиданию с Димой пришлось себя заставлять готовиться. Выбирать платье. Краситься.

– Беременным вредно красить губы, – поучительно замечает Ангелина, в неурочный час решившая заглянуть ко мне в комнату.

Я из чистой вредности маню себе в комнату Лидочку – а она оказывается ранней пташкой и встает без будильника в восемь утра. Злокозненно обучаю мелкую и как красить губы, и как тенями веки мазать. Увлеклись. Намазали не только веки. С восторженным гиканьем уносится из моей комнаты не Лида, а Полная Луна, самая ужасная охотница индейского племени Хищных Ворон.

– Это официальное объявление войны? – скорбно интересуется тетя, когда я выхожу на кухню к завтраку. – Тогда почему ты сделала его только после того, как я уже приготовила эту чертову запеканку?

– Теоретически, ты можешь решить, что я её не заслужила, и меня не кормить.

– Ну вот еще, – тетя возмущается так искренне, что легкая шутливость нашей перепалки почти теряется, – ты-то коза бесячая, а внук-то мне ничего плохого не сделал. Как я его без завтрака оставлю?

Мое паршивое настроение меня ведет. Я тянусь к тете, настигаю её у выставленной из духовки формы с запеканкой, обнимаю за плечи.

Понимаю – она ведь ниже меня. Почти на голову. Надо же… Никогда не замечала.

– Ну чего ты под руки лезешь, Анжела? – тетка ворчит. – Еще чуть-чуть – и ты вправду не успеешь позавтракать.

– Спасибо тебе, – я не тороплюсь убирать руки, – честно говоря, когда ты просилась у меня пожить – я этого очень боялась. А ты…

Не хватает слов, чтобы объяснить весь спектр тех чувств, что меня одолевают. Но на самом деле ведь приятно.

Я так привыкла быть одна, так привыкла никого в свою жизнь не пускать, не доверяя, не ожидая от посторонних людей ничего хорошего. А тетя с её запеканками по утрам, визитами в больницу и даже заступничеством перед влиятельным знакомым, порвала мой шаблон уже столько раз, что от него только бумажная пыль и осталась.

– Давай уже ешь, коза, – бормочет тетя, впихивая мне в руку тарелку. Украдкой трет глаза. Ну блин. До чего мы все-таки с ней похожи. Совершенно не умеем проявлять эмоции. Но никуда не можем от них деться.

На работе произвожу неизбежный фурор. Ну еще бы. Столько недель являлась в типичном деловом скафандре, а тут вдруг явилась в нежно-романтичном платье, да еще и с крашеными губами…

Наверное, я все-таки поспешила с помадой, но её буквально требовало то единственное платье, что смогло на меня налезть, в основном, конечно, благодаря высокой талии, унесенной аж под грудь, и свободному подолу.

Нет, все-таки беременность – не самый лучший для свиданий момент жизни. Хотя если так задуматься, у нормальной женщины и необходимости-то в этом обычно нет. Это у меня все не как у людей, и мне просто нужен большой и мощный клин, который вышибет из моего сердца прочно засевшего не того мужчину.