Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну да, конечно, — очень рассеянно произнес Сарычев. — Так вот, товарищ Дзержинский поручил нам заняться этой бандой. Первое, что мы должны сделать, это выявить всех владельцев автомобилей и тщательно допросить их. Второе, выявить круг подозреваемых, кто знал о маршруте банковского автомобиля. Это главное. Все! — положил Сарычев ладони на стол. — Можете приступать к делу. А от вас, — посмотрел Сарычев на Федора, — я жду подробнейшего доклада о проделанной за неделю работе.
— Хорошо, — произнес Кравчук как можно более твердым голосом, но не получилось: голос чуть дрогнул, выдав невольное волнение.
Чистка продолжалась. Не исключено, что его фамилия прозвучит в списке уволенных.
* * *
В трактире было накурено. Казалось, что на расстоянии вытянутой руки невозможно будет рассмотреть лица. Но нет, достаточно было постоять малость, пообвыкнуть к дыму, принюхаться как следует, и можно смело шагать в глубину зала. Между столами, как заводные, с подносами в руках шастали официанты. В черных рубахах навыпуск и в высоких сапогах. Их можно было бы принять за чертей, подкладывающих хворост под котлы с грешниками. И только вежливое обращение «будьте любезны» да «кушать подано» заставляло крепко сомневаться в их нечеловеческой сущности. Во всяком случае, черти так не изъясняются.
В дальнем углу трактира расположились трое ямщиков. Они лениво попивали водочку и вполголоса переругивались. У входа сидел верзила двухметрового роста. Его собеседником был круглый человечек в пенсне, оба они жадно глотали холодное пиво, как если бы опасались, что пробегавший мимо халдей умыкнет недопитые кружки.
В центре зала гуляла компания из шести молодых парней. Они громко разговаривали и без конца хлопали по плечу белобрысого парня. Здесь все ясно, отмечалось какое-то торжество.
У стены мужчина лет тридцати что-то нашептывал юному созданию в белом платье, ей было не больше восемнадцати лет. Она страшно конфузилась даже от мимолетного внимания, и было заметно, что в подобное заведение она попала впервые.
Когда-то в этом заведении собиралась шайка Коловорота. После каждого удачного налета они гуляли здесь до утра. Девки, зная об этой традиции, прибегали к трактиру дюжинами и гроздьями висли на руках вольных добытчиков. Но в прошлом году Коловорота убили в одной из перестрелок, большая часть его артели была выловлена как раз в данном трактире, а потому жиганы, из присущего им суеверия, обходили сие питейное заведение за три версты. Оттого-то каждый из присутствующих чувствовал себя здесь спокойно.
Игнат Сарычев сидел у окна. Отсюда хорошо была видна дверь (привычка контролировать ситуацию), да и посветлее чуток. Одет он был просто, ни одна деталь одежды не выдавала в нем начальника МУРа. Он легко сливался с остальными посетителями. Только опытный глаз мог разобрать, что правый карман его куртки оттягивается под тяжестью — не иначе как пистолет запрятан. Но за соседними столиками сидели спокойно и не обращали на него внимания. Подумаешь, эка невидаль! Кто сейчас револьвера не носит? Времена-то нынче лихие.
Напротив Игната сидел темноволосый мужчина лет пятидесяти. Внешность у него была совершенно непримечательная: пегая и реденькая бороденка, длинные волосы расчесаны на кривенький пробор, а осоловелые глаза выдавали в нем завсегдатая пивных.
— Недоброе ты место для беседы подобрал, — произнес мужчина. — В царские времена здесь громилы любили собираться, трактир-то на большой дороге стоит. Присмотрят купца побогаче да гирькой его по бестолковке приласкают. Любили здесь сибирские промышленники слегка попить да молодость босоногую вспомнить. А к ним тотчас мошенники разных мастей начинают липнуть, кто предлагает в картишки поиграть, кто барышню посулит поядренее на ночь. Бывало, купец-то уснет, а барышня разденет его до исподнего и была такова. А как царя-то скинули, здесь стала публика попочтеннее собираться. Все манифесты читали да песни горланили. Большевики к власти пришли, так вся интеллигенция по заграницам разбежалась, а те, кто остался, затаились. Было время, что и жиганы здесь собирались, чужих не пускали. Если появлялся таковой, так могли и кишки ему наружу выпустить. Слыхал я, что одному муровцу так и сделали, повадился в этот трактир захаживать, сам водку не пьет, а только пивцо пригубляет да слушает, что за разными столиками говорят. Так его из трактира выдернули, водкой опоили и в Неглинку сбросили. Не слыхал о таком? — отпил пива Грош, ибо это и был он собственной персоной.
— Приходилось.
— Ну, вот видишь, место здесь темное, с богатыми уголовными традициями. А мы с тобой сидим здесь и пиво потихонечку хлебываем.
— Не боишься, что тебя со мной заприметят?
— Сейчас здесь жиганов нет. Может, заявится какой залетный, но это не в счет! По нынешним временам заведение это тихое. А потом, не скрою, мне хотелось и тебя посмотреть. Слишком много о тебе говорить стали. Решил взглянуть, что же это за героическая личность такая.
— А у мадам Трегубовой не рассмотрел?
Грош слегка сконфузился:
— То совсем другое!
Игнат Сарычев выглядел спокойным.
— И много говорят?
Грош усмехнулся:
— Много, не переживай… Из самого Питера молва донеслась. Будто бы ты расчихвостил там всех жиганов и теперь за Москву решил взяться.
— И как впечатление?
Грош пожал плечами:
— Обыкновенное… Как будто бы ничего особенного в тебе и нет. Даже трудно поверить, что ты самого Кирьяна в стойло поставил. А ведь у него на легавых нюх особый… Хотя кто знает таких людей, как жиганы… Они ведь особенные, — с заметной долей уважения протянул Грош, — может, хотел в судьбу сыграть.
— Значит, игрок, — невесело хмыкнул Игнат Сарычев.
За соседним столиком полный извозчик с круглым лицом стал стучать по краю стола пересохшей воблой. К нему присоединился другой. Получилось громко: не то топот копыт, не то барабанная дробь.
— Еще какой! Иначе бы он и Кирьяном не был, — отвечал Грош.
Неожиданно стук прекратился. Извозчики одновременно втянули в себя по полкружке пива и принялись пласт за пластом раздевать рыбу.
— Ладно, давай теперь поговорим о деле, — Игнат отставил в сторонку пустую кружку, и тут же из-за дымовой завесы соколом-сапсаном на нее спикировал халдей. — Повторить! — коротко распорядился Сарычев.
— Слушаюсь, — отозвался половой, машинально мазнув тряпкой по столу, и через несколько секунд поставил на стол кружку с пенящимся пивом. Школа у здешних половых была отменная, дореволюционная. Они появлялись именно в тот момент, когда в них возникала потребность. И исчезали тотчас, когда надобность пропадала.
— Где сейчас может быть Кирьян?
— Вот этого никто не знает, — серьезно ответил Грош. — Кирьян человек непредсказуемый. Сегодня он может быть в Москве, завтра окажется в Питере, а еще через неделю «нитку порвет» и объявится где-нибудь в Варшаве.