— При том, что я долго вас разыскивал, хотел поговорить о некоторых обстоятельствах вашей интимной жизни. Которая, сдается мне, является одновременно вашей профессиональной деятельностью…

— Ну уж прям! — фыркнула Тойоточка.

Я чем больше смотрел на нее, тем больше она мне нравилась. Эта девица полностью соответствовала замыслу небесного конструктора, задумавшего на досуге, для собственного развлечения, создать идеальный секс-механизм. Взял он у себя в мастерской с полки симпатичную женскую пипку и с добродушной усмешкой стал лепить к ней разные вспомогательные анатомические агрегаты, имеющие одну задачу — не дать мужикам отвлечься мыслью от основного ее органа. Хорошо получилось, удалось.

— Не знаю уж — прям или крив, но ваша женская привлекательность, Надежда Тимофеевна, сделала вас участницей очень серьезных и ужасно скверных дел. Для вас весьма опасных…

Она вскочила, уперла руки в плавно обтекаемые боки.

— Чой-то ты меня пугаешь? — крикнула с вызовом. — Мне бояться нечего! Ничего беззаконного не делаю! А моя женская жизнь — не твоего ума дело! Да не суй ты нос туда, куда нормальные мужики свои причиндалы суют!..

Я пожал плечами:

— А я бы и не совал, кабы ваши нормальные мужики, Надежда Тимофеевна, людей не убивали. А вы бы им не помогали…

— Я? Я?.. — задохнулась от гнева девушка Тойоточка. — Я просто тащусь от вас!

Лебединая грудь Улочкиной вздымалась от возмущения. Я с интересом рассматривал ее лицо — круглое, нежное, как большущая женская титька, с раскосыми блудливыми глазами. И тугим курносым соском посредине.

Мне было до слез жалко, что запаздывает Юрка Любчик — настоящий эксперт, пониматель и потребитель этих красот. Он бы сейчас наверняка, поцокав языком, восхищенно промолвил: «Буфера, как воздушные шары…»

Миле, по-видимому, показалось, что я чересчур внимательно рассматриваю подозреваемую, потому что она сказала скрипуче-резко:

— Ну, хватит, уважаемая! Перестаньте тут размахивать своими грудными железами, оденьтесь нормально и отвечайте на наши вопросы…

Тойоточка усмехнулась и взглянула на Милу с тем безграничным презрением и снисходительной жалостью, с какой проститутки смотрят на приличных, обыденно-бытовых женщин, которых мы привычно называем «порядочными». О, как много было во взгляде этой бессмысленной телки!

«Тоже мне — капитан милиции! Сука ментовская, псица — не в прикольном прикиде, без модной стрижки, не в боевом раскрасе лица, в дешевых босоножках, с бледной усталой кожей, не знающей курортного солнца, с нищенской зарплатой, равной моему двухчасовому заработку!

Ну и пускай говорят, что у меня работа противная! Положим, раз на раз не приходится, а даже если и кайф не словишь, то все равно не шпалы грузить!

Тащите дальше свою лямку, дуры стоеросовые! Тоже мне — „порядочные“! Ваши же кобели, которых вы забесплатно обстирываете, моете, кормите и ублажаете, — они же первые и мечтают ко мне в койку хоть на разик занырнуть! Только твоим мужикам мои прелести не по карману! Не ты, порядочная, а я для них мечта и сон!

Вот вы и ласкайте их по безналичному расчету, росомахи ссаные!»

Я читал на ее симпатичной круглой хряшке, как на дисплее. Но произнести это вслух она побоялась и направилась надевать халат. А я с удовольствием смотрел ей вслед, на ее трусы-веревочку, доброжелательно-откровенно демонстрирующие миру два загорелых, совершенной формы мозговых полушария, которые безвкусные грубияны вроде Кита Моржового склонны называть задницей. Фу! Ничего святого!

Ей-богу, не знаю, можно ли было считать пеньюар Улочкиной, в который она послушно облачилась, нормальной одеждой в соответствии с указанием Милы. По-моему, девица Улочкина по прозвищу Тойоточка просто издевалась над ней. Длинный, до полу, пеньюар был заткан у воротника и по подолу золотыми тропическими рыбами, а на всем остальном пространстве незамутненно прозрачен. Таким образом, мы приступили к допросу в ощущении удовлетворенности наших чувств: у Тойоты — чувства мести, у Милы — от соблюдения необходимых приличий, а у меня — примитивного эстетического удовольствия.

— Расскажите, Улочкина, о ваших отношениях с гражданином Левоном Бастаняном, — предложила Мила.

— А че о них рассказывать? — удивилась Тойоточка. — Мужик как мужик! Немолодой, естественно. Но веселый… И широ-о-кий!..

— Когда вы виделись последний раз? — поинтересовалась Мила.

— Дней пять назад… А что?

Я взял телефонную трубку, набрал номер и спросил:

— Это городская инфекционная? Соедините меня с главным врачом… Скажите, это Ордынцев из милиции…

— Когда вы виделись с Мамочкой? — напирала Мила.

— Не знаю я никакого Мамочку… Впервой слышу…

— Про Мамочку слышите впервой, но знаете, что это не она, а он! — заметила Мила.

У меня в трубке раздался надтреснутый, глухой голос Степановой:

— Слушаю вас, Сергей Петрович…

— Мое почтение, Валентина Сергеевна… Деловой вопрос у меня. Даю вводную…

Мила нарочно сделала паузу, чтобы не рассредоточивать внимание Улочкиной.

— Валентина Сергеевна, я тут задержал одну очень привлекательную девицу… Она профессионально занимается проституцией…

— Ты это докажи еще, ментяра! Козел противный! — заорала Улочкина. — Под грамотного фраера рядится, а сам волчина противный…

Я зажал микрофон ладонью и вежливо попросил Тойоту:

— Ну что же вы так кричите, Надежда Тимофеевна! Вы же мне разговаривать по делу мешаете. — И сказал Степановой: — Не обращайте внимания на помехи, Валентина Сергеевна… Вы же знаете, у нас с вами пациенты мнительные… Так вот, есть у меня подозрение, что она заразила сифилисом нескольких почитателей ее сексуального таланта…

Вот тут Улочкина заблажила так, что громко зазвенели хрустальные подвески на люстре. Она вскочила из кресла, и ее распахнувшийся прозрачный пеньюар вновь оскорбил чувства общественных приличий Милы Ростовой — коротким тычком она водворила Тойоту обратно в кресло и со звяком нацепила ей наручники.

А я разъяснял ситуацию Степановой:

— Мне надо поместить ее в ваше отделение сифилидологии… Нет, нет, нет! Никакой у меня спешки нету — вы ее тщательно исследуйте неделю-другую, никуда не торопитесь! По-моему, вы всех инфицированных СПИДом держите там же? Замечательно! Подберите ей палату с симпатичными спидоносцами. Ага! Вот пусть она у вас и побудет… А мы охрану обеспечим — никуда она не денется… Я вас обнимаю, Валентина Сергеевна, до скорой встречи…

У Тойоточки был по-настоящему испуганный, затравленный вид. Я положил трубку, и тут в номер ввалился наконец Любчик.

— Быстроногий ты наш, — сказала ему ласково Мила.

— Да, Любчик, ты незаменим, если тебя за смертью посылать, — подтвердил я.