Потом идет на кухню. Аркадий, одетый в старую ватную куртку, вносит дрова.

— В этой глуши не хватает только коптящей лучины, вместо электрической лампочки. Ни парового отопления, ни ванны! — Аркадий с грохотом бросает дрова в коридоре около входной двери.

— Будет и водопровод и паровое отопление, — весело говорит Лиза. — Многое ведь и от вас, строителей, уважаемый Аркадий Иванович, зависит.

Аркадий не отвечает. Он снимает куртку и прямо в валенках шагает в комнату, снова садится за письменный стол.

А Лиза берет влажную тряпку, обтирает с мебели пыль. Мебели немного: стол обеденный и стол письменный, две кровати — большая и маленькая, покрашенные в голубой цвет, две тумбочки, простенький коричневый диван — это их собственная мебель. Стулья, кухонный шкафчик — из коммунального отдела. Мечта Лизы — шифоньер, но пока его нет. Вся одежда помешается в узеньком стенном шкафчике.

Несмотря на скромную обстановку, в квартире уютно. Приученная матерью к порядку, Лиза, вставая раньше и ложась позднее, всячески поддерживает чистоту. Простые парусиновые шторы, салфетки на тумбочках, хорошо простиранные и проглаженные, полосатые дорожки на полу, комнатные цветы украшают жилье.

Ну, вот, с домашними делами на сегодня покончено. Спит спокойно дочурка. Лиза пришла к Аркадию, присела на диван, поближе к письменному столу. Свет настольной лампы падал на правую щеку Аркадия, отблески лежали на его волнистых черных волосах.

Просматривая журнал «Огонек», Лиза сказала:

— Как хочется побывать в театре!

— А ты слышала? В следующий выходной состоится коллективный выезд в театр.

— Вот замечательно! Поедем?

— Можно, пожалуй.

Аркадий снова сосредоточенно и серьезно углубился в книгу. Лизе захотелось отвлечь его шуткой:

— Вид у тебя прямо профессорский… Так и вертится на языке: «Аркадий Иванович»… Ну, Аркадий Иванович, оторвись хоть на минутку… Взгляни сюда. Картинки-то какие! На обложке женщина, инженер-химик, лауреат. — Лиза вздохнула: — А знаешь, Аркадий, и в наше время все-таки очень не легко еще женщине. Когда я вижу такой портрет, — она кивнула снова на журнал, — мне невольно думается: эта женщина — профессор, изобретатель или крупный руководящий работник — она, наверное, одинокая женщина. Ей не приходится разрываться между своими общественными стремлениями и семьей.

Аркадий поднял голову и посмотрел на Лизу. Лениво усмехнулся:

— Все-то ты жалуешься на свою долюшку женскую!..

Лиза полулежала на узеньком диване. В простеньком темном домашнем платье, гладко причесанная, она напомнила Аркадию девушку-курсистку из какой-то старой пьесы.

«А она в самом деле, пожалуй, синий чулок», — вдруг подумал он, и ему стало скучно ее слушать.

Лиза сделала вид, что не заметила его зевка.

Она смотрела на Аркадия и думала о том, что за последние годы он изменился внешне. Его уже нельзя было назвать худощавым. У него появился небольшой округлый подбородок, смуглое лицо приобрело приятный розовый оттенок — признак здорового и довольного собою человека.

— Видишь ли, я не говорю, что нашей женщине трудно жить вообще. Ей дано многое. Она равная — это самое главное. Я только говорю, что возможно, но все-таки еще трудно совмещать основную работу, домашнюю и… ну, свои научные, творческие, что ли, стремления.

— Короче, ты завидуешь мне?

На листке бумаги он стал набрасывать какие-то штрихи, приглядываясь к рисунку. Вот появился контур здания, а сверху — острый шпиль…

— Как же! — в его голосе прозвучала знакомая Лизе интонация раздражения. — С твоим тщеславием это обидно! Муж сдает кандидатский минимум, а ты — нет!

Лиза предостерегающе подняла ладонь:

— Тише. Галочка спит. — И, понизив голос, продолжала: — Я не обижаюсь. И не завидую тебе. Ни в чем. Разве только в одном — ты можешь располагать временем как хочешь. А я… я могу сейчас отложить этот «Огонек», сесть заниматься и просидеть до трех часов. Я могу себя заставить. Но в шесть мне надо встать, приготовить завтрак, погладить Галке костюмчик, одеть ее. И три часа — это не сон. С какой головой я пойду на работу завтра? И потом, это возможно раз-другой, но не всегда. — Она потянулась, сказала просто: — Хоть бы ты мне посочувствовал — и то, глядишь, полегче. Я ведь женщина, может, и зря плачусь — не обижайся. Ладно?

Аркадий встал:

— Ладно. А сейчас не отрывай меня. Я серьезно решил работать. Ты умный человек и прекрасно знаешь, что такое удовлетворение работой. Оно тебе знакомо.

— Да! — вырвалось у Лизы радостно. — Мне это знакомо.

— Ну, вот. А я этого удовлетворения не нахожу. Я кончил московский институт не для того, чтобы строить на Соколовском торфопредприятии бараки да нужники на производственных участках… Я — инженер. Может быть, я дворцы смогу строить, а мне тут… к черту! — он сел. — И потом я вообще не очарован своей специальностью.

— Странно, — задумчиво заметила Лиза. — А мне всегда казалось, ты работаешь с огнем, увлеченно. Аркадий, да ты, может быть, не понял еще себя? Ну, как можно не находить удовлетворения в том, что делаешь для людей? Ведь разве может человек спокойно работать, если у него нет крыши над головой? А ты создаешь ему светлое, удобное жилье. Если бы ты знал, как рабочие на участках ждут каждый дом.

— Чудачка! — со снисходительным смешком проговорил Аркадий. — Да я разве против строительства вообще? Если хочешь знать, меня интересует высшая строительная теория. И ты, пожалуйста, не отговаривай меня.

— Хорошо, не буду, — спокойно сказала Лиза… — И все-таки выслушай меня. Сидеть, заниматься, не поднимая головы от стола, ты еще успеешь. У тебя много будет таких вечеров. А я, может быть, больше не заговорю о том, о чем сейчас хочу сказать.

— Ну, что ж, говори, — согласился Аркадий. — О себе, конечно? Я охотно послушаю.

— Нет, о тебе.

— Совсем интересно!

Не придавая значения его снисходительному тону, Лиза начала с вопроса:

— Аркадий, ты твердо решил, что инженер-строитель — это для тебя не то?

— Да! Знаешь, когда я учился в средней школе, мне математик говорил: вы с математикой обращаетесь виртуозно. Из вас выйдет прекрасный инженер. А историк советовал по социальным наукам, пророчил мне профессорство. И, может быть, оно — мое истинное призвание, кто знает.

— Ты должен знать.

— Стремлюсь.

— Видишь ли, Аркадий, дело не в профессорстве.

Аркадий быстро взглянул на жену, и она тотчас же догадалась, что он подумал о ней: «Однако ты, милая, не очень болеешь за мужа. Тебе, кажется, все равно: будь он ученым или кочегаром».

Аркадий подошел к дивану, прилег головой на круглый столик.

Мечтательно воззрившись в потолок, сказал:

— Я не обижаюсь на тебя за то, что не веришь в меня… Но поверишь, Лиза, бывают люди с крыльями и без крыльев… Ты усмехаешься, я вижу…

— То, что ты говоришь, Аркадий, старо, поверь.

— А я