Он раздраженно переступил с ноги на ногу. Этот Онтарио ему не нравился – слишком лебезит и во всех отношениях не похож на Андрея, его московского издателя.

– Ну, вы справились о моем здоровье… Что еще?

– Главное – ваше самочувствие, партнер, и ваш неподражаемый талант, ибо от них зависит все остальное – воображение, интуиция, блеск и мощь фантазии… О, я понимаю! – Куратор выкатил глаза и сочно шлепнул губами. – Я понимаю, сколько энергии требует каждая сцена, каждый образ, каждый диалог! Сколько душевных сил вы тратите, как горите, как пылаете, чтобы порадовать нас новым клипом! Гениальным, как всегда! Какая для этого нужна потенция!

«Скользкий, гад, словно обмылок», – подумал он, а вслух произнес:

– С потенцией все в порядке. До хрена потенции… то есть до купола.

– Рад за вас… просто переполнен счастьем, дорогой партнер! Вчера вас видели в «Подвале танкиста» с очень интересной женщиной – золотые волосы, синие глаза и соблазнительные формы… Новый источник вдохновенияя, достопочтенный?

– Старые пока не пересохли. Чего вы хотите, Онтарио?

– О, сущую мелочь! Если вы здоровы и благополучны, то вопрос один: когда?

Вопрос пояснений не требовал, и ответ на него был отработан многолетним общением с издателями:

– Ну-у… скоро. Совсем скоро.

– Как скоро?

– Творчество не терпит суеты, мой дорогой. Все надо вылепить, как положено: героев – мускулистыми, девок – сексапильными, сцены с эротикой – чтоб слюнки текли, драки – чтоб хруст за ушами стоял. Вылепить, отшлифовать, лачком покрыть и марафет навести. В общем, орешки должны быть солеными, а пиво – холодным.

Куратор открыл рот – видно, не разобрался с последней загадочной фразой, – потом захлопнул его и деловым тоном спросил:

– Можно ознакомиться с фрагментами? После того эпизода, в котором ваш герой насилует самку манки? Эту сцену вы показывали в прошлый раз, и я ее отлично помню. Сколько экспрессии! Какой натурализм! Какая за…

– Я начал другую работу, – оборвал он. – Без изнасилованных манки.

Онтарио выкатил глаза и чуть не подавился.

– К-как другую? Вы же обещали, мой драгоценный дем…

– Другую. Фантазию из древних времен. Действие разворачивается на Поверхности до Эпохи Взлета. Сюжет… Не будем пока о сюжете. – Он сделал несколько шагов к камину, опустился в кресло и взмахнул рукой: – Синтет! Запись!

Солнце брызнуло в глаза, зашелестели листья пальм, загрохотали колесницы, шеренга сфинксов с застывшими улыбками поднялась над берегом реки, двинулись к воротам святилища смуглые суровые пророки, вздымая статую Амона-Ра. Гомон тысяч людей, смех, мольбы, неясное бормотание сгустились в воздухе, будто аккомпанируя торжественному гимну, что плыл над дворцами и храмами, над золочеными пиками обелисков, над пыльными улицами и площадями, над всем огромным древним Уасетом, над полями, пустыней и Городом Мертвых на левом нильском берегу. Пахло остро и пряно – человеческим потом, илом, едой и вином, лошадьми, дымком благовоний. Промаршировал отряд бронзовокожих лучников, за ним – черные воины с дубинками и секирами, ливийцы-копьеносцы в страусиных перьях, гиксосы с хищными, будто клюв орла, носами. Воины теснили толпу, освобождая пространство перед вратами, огораживая его стеной щитов, решеткой копий; жрецы неторопливо приближались, покачивая божественное изваяние, и на губах их трепетала песня. Потом на Царскую Дорогу пала тишина; все на мгновение замерло, будто в зачарованном сне, и между двух пилонов явилась женская фигурка. Ближе… ближе… еще ближе… Лицо – как вспышка пламени… завиток волос… губы, ресницы, влажный блеск зрачков… ладонь у щеки – пронизанный солнцем перламутр…

Трансляцию завершил звенящий гром литавр. Царица Хатшепсут исчезла, и на него уставился Онтарио – глаза выпучены, рот раскрыт, губа свисает ниже подбородка.

– Это… это изумительно, партнер Дакар! Свежая оригинальная идея, невиданное зрелище, невероятная фантазия, великолепный антураж! Как вы додумались, как?! Ни Фиджи, ни Тамуэрт, ни Каппамалла… Да что там Каппамалла – сам великий Гибралтар из Боста на этакое не способен! Колорит… ка-акой колорит! Ка-акая женщина! И эти четырехногие твари в тележках… и каменные рожи… те, что рядом с дорогой… и люди, черные люди… Ка-акой полет воображения!

– Новый период в моем творчестве, – скромно заметил он. – А новое, оригинальное и свежее не рождается впопыхах.

– Тогда не стану вам мешать и торопить со сроками. – Онтарио хитро прищурился и сообщил: – Но если закончите в шесть пятидневок, мы удвоим плату. Одиннадцать тысяч монет, партнер Дакар! Подумайте!

Нежно улыбнувшись ему, куратор растворился.

– Мы богатеем, – заметил он, подмигивая изображению Эри. – Но в этом ли счастье, солнышко? Меня другое радует, совсем другое. Ты видела, как он отреагировал на эти египетские прибамбасы? А если Шекспира представить с Вальтером Скоттом и Фенимором Купером? Дюма, Жюль Верна, Стивенсона или Валентинова с Олди на худой конец? Я, разумеется, не плагиатор, но цель грандиозна… – Он с задумчивым видом почесал в затылке. – Может, в самом деле показать? Посмотрят, выстроятся в очередь и побегут на Поверхность…

– Дакар? – послышалось за скрывавшей вход вуалью. – Чем занимаешься, Дакар?

Завеса дрогнула, затем сомкнулась за спиною Эри. Ее наряд был выдержан в строгих тонах: серая туника, черный широкий пояс, серые сапожки до колен. Она подошла к дивану, села, и платье вдруг переменило цвет, став фиолетовым – того глубокого оттенка, какой бывает у граненых аметистов.

– Работаю, – сказал он, искоса поглядывая на девушку. Ее туника начала зеленеть.

– Есть другая работа. Крит связался со мной.

– И что?

Она уставилась на свое изображение, застывшее в воздухе над столом-терминалом.

– У него контракт. Что-то очень важное и необычное… думаю, опасное. Вчера, во время заварушки в Бирюзовом секторе, его пытались прикончить. Сожгли его биота, сам он свалился в сеть… Не знаю, где он был, расставшись с нами, – не признается, даже словом не обмолвился. Сказал, что завтра спустится в Отвалы – может быть, уже сегодня, в последней четверти. Еще сказал, что должен поспешить: или они до него доберутся, или он до них.

– До кого до них?

– Он ищет какую-то фирму, видимо, тайную – ее в реестре нет. Фирму, которая поставляет сырье, взятое не из Хранилищ.

– Это запрещается? – спросил он, любуясь изумрудным цветом ее платья.

– Нет, инвертор, это не запрещается. Черные Диггеры иногда находят всякие штуки… Но Крит сказал, что пачкуны здесь ни при чем, слишком велик масштаб, и это кое-кого беспокоит. Откуда все берется, непонятно, не знает ни он, ни его наниматели. А раз не знает, будет искать. В Отвалах, в Старых Штреках, за Ледяными Ключами… – Сделав паузу, девушка добавила: – Если нужно, поднимется на Поверхность.