– Надеюсь, Эри тебя научила, как пользоваться разрядником. Стреляй только назад, иначе меня поджаришь. Передний сектор обстрела – за мной. Ясно?

– Ясно, – отозвался он. – А как…

– Вопросы потом. Если увидишь что-то подозрительное, стреляй без размышлений. Если я остановился, прижмись к стене, прикрой меня сзади. Если увидишь, что я оборачиваюсь, присядь или кидайся на пол. Огнемет у нас с реактантом, струя мощная, может раскалить броню. Пойдешь волдырями, Эри шкуру с меня спустит.

– С реактантом? Что это значит?

– Целиться не нужно – реактант поворачивает ствол в направлении взгляда. Пошли!

Мы прошагали метров двести, потом он кашлянул за моей спиной.

– Крит?

– Да?

– Тут водится что-то живое?

– В этом коридоре – мох, а в нем всякие мелкие твари обитают, не очень опасные. В боковых проходах есть мерзость покрупней, черви, тараканы, многоножки. Крысы, разумеется. Можем на манки наткнуться.

– Манки, – пробормотал инвертор, – манки… Обезьяны?

Незнакомое слово. Впрочем, такими словами он был набит до купола.

– Манки – это манки, – отозвался я. – Про обезьян не слышал.

– Тебе приходилось здесь бывать?

– Не раз.

– Зачем?

Я снова огляделся и принюхался. Коридор, широкий и прямой в этом месте, уходил вперед, в боковых ответвлениях вроде ничего не шевелилось и подозрительным не пахло. Раз так, можно и парой фраз перекинуться.

– Спрашиваешь, зачем? Ну, когда был диггером, лазал здесь из любопытства, думал отыскать сокровища. После ловил крыс для Лиги Развлечений и охранял всяких бизибоев – любят они на крыс поохотиться. Еще нанимали для спасательных акций.

– Кто такие бизибои? Деловые люди?

Я усмехнулся. Странное сочетание слов!

– Любой человек, кроме капсулей, занят делом. А бизибоями называют богатых, наследственных грандов, магистров, старших партнеров. Тех, кому по тысяче монет всякий день капает. Патменты у них в целый ярус, обертки сплошь из шелка и куча одалисок.

С минуту инвертор молчал, размышляя над сказанным, затем до меня донеслось:

– Ничего не меняется… Ни полдня в двадцать втором веке, ни тебе Туманности Андромеды… – Снова помолчал и произнес: – Я понимаю, зачем Лиге инверторы и разные танкисты с хоккеистами. А крысы для чего?

– На городских аренах еще не был? – поинтересовался я. – Ну, сходи, узнаешь.

Мы миновали очередной проход, занавешенный толстыми плетями лишайника. Из него тянуло крысиным пометом, но старым; вонь смешивалась с запахами гниющих растений и сырости. Возможно, здесь обитали червяки – не черви-ассенизаторы и, разумеется, не мясные, а дикие, которые жрут помет и сами становятся пищей для крыс. Но, судя по ароматам, крысы сюда давно не наведывались.

Я прошел мимо, и тут же за моей спиной раздался треск разрядника. Гниль подлесная, в кого он стрелял?! Ни крыс, ни манки в этой щели не было, разве только червяки…

Мгновенно повернувшись и отшвырнув Дакара к стене, я впился взглядом в темное жерло прохода: там среди рассеченных дымящихся мхов шелестела какая-то тварь, дергалась, изгибалась, сучила лапами в смертной агонии. Многоножка… Страшноватая на вид, но почти безобидная – на людей они не бросаются. Тем более на людей в броне.

Глаза у инвертора были размером с кулак.

– Я сделал что-то не то? – пробормотал он. – Ты сказал: увидишь подозрительное, стреляй без размышлений…

Я помог ему подняться.

– Все правильно, стреляй. Реакция у тебя хорошая.

– Не у меня, у Дакара. Но стрелять я умею, я служил в армии. Только лучеметов-бластеров у нас не было.

– Это называется разрядником, – поправил я. – Не лучемет, не бластер, а разрядник РИСМ.

– РИСМ?

– Ручной излучатель средней мощности. Обычное оружие Охотников и наемных бойцов.

Он молча кивнул, отряхивая с брони приставший мох. Мы двинулись дальше прежним порядком, я впереди, он сзади, и не успели сделать тридцать шагов, как за моей спиной снова раздалось покашливание.

– Крит?

– Да?

– Как становятся Охотником? Это наследственный статус? Как у этих… у бизибоев?

– Нет. Всякий Свободный может стать Охотником, если таланты позволяют. Можно, к примеру, пойти в обучение, или же в диггеры, или на войну завербоваться… Главное – природный дар и опыт! Ходишь в Отвалы и Штреки, лазаешь по Щелям, кого охраняешь, кого убиваешь, и лет через десять ты – Охотник. Конечно, если останешься жив.

– В мои времена тоже были Охотники, – сказал инвертор. – Назывались они по-разному, но суть была неизменной: люди, избавлявшие других людей от всяких проблем. За плату, разумеется. – Дакар вздохнул. – Сказать по правде, Крит, они мне никогда не нравились.

– Почему?

– Они продавали свое мастерство за деньги. Опасное мастерство! Мне представляется, лишь тот достоин им владеть, кем правят не деньги, а долг, справедливость и честь. В общем, благородные императивы.

Еще одно странное слово! Но смысл его был ясен – похоже, он имел в виду Догматы или нечто подобное.

– Мы думали, – снова начал Дакар, – мечтали и надеялись, что в будущем Охотников не станет. Ни Охотников, ни солдат, ни армий, ни денег, ни войн, ни насилия… Я мог бы назвать еще сотню вещей: голод, болезни, бедность, безумные авантюры, социальное неравенство и многое другое, – от чего, как нам казалась, грядущий светлый мир освободится раз и навсегда. И вроде бы, черт побери, мы двигались в нужном направлении! Прогресс в науке, прогресс в экономике, прогресс в политической сфере… Безусловный прогресс, что бы там ни говорили о терроризме и религиозных распрях! Как-никак многие страны избавились от тоталитарных режимов, даже мое богоспасаемое отечество… – Он горестно вздохнул. – Двигались, двигались – и к чему пришли?.. К живым фаллоимитаторам, к ублюдочному искусству, к жизни троглодитов в переполненных пещерах…

«Очень напоминает рассуждения блюбразеров», – подумал я, а вслух произнес:

– В наших пещерах голодных нет, и о болезнях я не слышал. Можно жить.

– Существовать, Крит, существовать! Жизнь и существование – разные понятия…

Он вдруг начал рассказывать мне о своих близких, о том, что называлось в древности «семьей», и о семейных обычаях. Якобы существовал обряд, соединявший навечно мужчину и женщину, и жили они в одном и том же патменте, вместе с детьми, которых полагалось кормить и обучать. Я не очень понял, как это выглядело в реальности – ведь оба они, мужчина и женщина, работали, и никаких особых навыков по обучению детей у них, похоже, не имелось. Кроме того, как эта парочка выносила друг друга? Жить десятилетиями вместе, без права на уединение, без перемен, без новых радостей, не глядя на других мужчин и женщин как на желанных партнеров… Что за дикость, гниль подлесная, что за тоска! Но самым, пожалуй, чудовищным было то, что дети рождались не в инкубаторах из оплодотворенных яйцеклеток, а вылезали на свет прямо из женской утробы. Как могли они там поместиться? Как исправляли генетические нарушения? И сколь тяжелым был процесс вынашивания и рождения потомства? Видимо, таким же мучительным, как смерть, ибо, по словам Дакара, умирали его современники не в Стволах Эвтаназии, а жутко и долго.