траншейные орудия. В общем, применение полевых трехдюймовок в бою в том виде, в каком они применялись в трех ивановских боях, является, безусловно, весьма редким в истории полевой артиллерии в Великую войну 1914–1918 и Гражданскую 1917–1923 гг.

Возвращаясь к описанию третьего ивановского боя, следует указать, что не успело еще первое орудие капитана Окоркова довершить разгром 3-го батальона красных, как его работа понадобилась опять в центре, где красная пехота зашевелилась и пошла в новую атаку на школу и волость. В дальнейшем красные продолжали долбить все тот же центр, видимо не подозревая того, что зады белой Ивановки были значительно слабее защищены и что их 5-я и 6-я роты, в общем, были на верном пути к победе. Зады белой Ивановки были защищены или, точнее, заграждены редкой цепочкой проволочных заграждений, наспех поставленных после второй Ивановки (то есть 4 октября), и во многих местах еще не были закончены. В районе же опорных пунктов, как уже указывалось ранее, имелось три линии проволочных заграждений, хорошие окопы и укрытия.

До настоящего времени красные действовали тремя из четырех батальонов, но неудача всех атак понудила красное командование ввести в дело последний, четвертый батальон, и в 14 часов 8 октября последовала новая атака в центре. Красные опять шли главным образом на волость. Эта атака сопровождалась также оживлением деятельности красных на обоих флангах. Но напрасно красные бросили новый батальон по тому же старому пути, ибо его ждала участь предшественников. Эта атака красных была так же успешно отбита белыми – главным образом огнем артиллерии и ручными гранатами. Ружейной и пулеметной стрельбы было очень и очень немного, так как казаки, согласно строгому наказу, расходовали малочисленные патроны весьма экономно.

ГЕосле атаки красных в 14 часов дух гарнизона Ивановки стал падать. До этой атаки гарнизон поджидал появления оренбургских казаков, он верил в их скорое прибытие. Теперь же, ввиду повторных обещаний Ипполитовки, которые в жизнь, однако, не претворялись, надежды на это прибытие подкреплений у гарнизона исчезли. Некоторые чины гарнизона, до его начальника включительно, заподозрили, что связь с Ипполитовкой мнима и что о своих бедах и нуждах они в действительности сообщают штабу противника. Между тем Ипполитовка сообщила, что на станцию уже прибыл какой-то совершенно неизвестный в Земской рати «1-й пехотный полк», который якобы уже успел даже выступить с Ипполитовки на выручку Ивановки. Это сообщение окончательно смутило старших начальников Ивановского гарнизона.

«Да и впрямь мы имеем дело не с Ипполитовной, а с „товарищами“. 1-го пехотного полка у нас не существовало и не существует». Случай делал, однако, возможным произвести проверку этого обстоятельства, и вот каким порядком: в Ивановке, в Восточно-Сибирской артиллерийской дружине, служил однокашник и приятель личного адъютанта генерала Бородина. Поручик из Ивановки вызвал Сотника с Ипполитовки. Приятели поговорили между собой. Сомнений быть не могло: Ивановка имела действительную связь со штабом группы в Ипполитовке. Оставался открытым вопрос о каком-то странном «1-м пехотном полке» и еще о том, не подслушивают ли все разговоры красные, быть может умышленно оставившие провод в целости на этот бой?

В 17 часов красные произвели новую атаку позиции белых в центре. В этот раз они шли главным образом против сибирцев. У казаков оставалось по два – пять патронов (не обойм, а именно патронов). Выпускать их, естественно, подлежало лишь в самых экстренных и верных случаях. Поэтому винтовки стреляли очень редко, пулеметы тоже не строчили, а сделав пять – семь выстрелов в решительную минуту, замолкали. Беспрестанно зато ухали ручные гранаты, производившие неимоверно много шума и оказывавшие потому большое моральное действие на красных. Все же белые понемногу начинали сдавать.

Солнце быстро катилось на запад. Поддержки все еще не было. Перестрелка под Лефинкой давным-давно замолкла, и, хотя Ипполитовка и уверяла, что Лефинка в руках Сибирской казачьей артиллерийской дружины, чины Ивановского гарнизона брали это сообщение под большое сомнение. Но что говорить о Лефинке… Вот поведут красные еще одну атаку, так все тогда и будет кончено: ведь нечем стрелять…

Стало смеркаться. Защитники Ивановки опасались, что в темноте красные пойдут с тыла, с линии реки Лефинки, которая совсем не была защищена, если не считать некоторых намеков на будущие рогатки. Так или иначе, но шансов на благополучный конец у защитников Ивановки уже не было. Все как-то смирились со своею участью и желали, чтоб развязка наступила поскорее.

Ночь обещала быть темной. Месяц должен был взойти только около 1 часа ночи. Это означало, что красные в своем распоряжении будут иметь четыре часа непроглядной темноты. Сколько раз за эти часы они смогут проникнуть на белый плацдарм, прорезав проволоку заграждений и легко проскользнув сквозь редкие пачки казаков и обозных батарейцев, также выставленных в боевую цепь?

Мрак опустился на землю, и вместе с ним пришла тишина. Жуткая немая тишина. Красные и белые застыли на своих местах. Все обратилось в слух. Нервы натянулись до крайности. Томительные минуты и часы ползли. Белые жадно вникали в мертвую темноту и ничего не слышали: движения красных не было слышно; они провалились точно в воду.

В 22 часа 30 минут в центре ухнула граната. Одна, вторая, третья. Затрещал пулемет. Грянул выстрел второго белого орудия… Воздух огласился криками красных бойцов: «Ура!..» «Ура!..»

Оба белых орудия работали без перерыва, посылая один снаряд за другим. Пулеметы то начинали строчить, то разом обрывались: жаль последних патронов. Ружейной трескотни почти не было, ибо у казаков осталось по одному, редко у кого по два-три патрона. Без перерыва ухали ручные гранаты… При вспышках орудий ясно видны были перебегающие впереди красноармейцы…

Первое орудие капитана Окоркова стояло на совершенно открытом, ровном месте. Вправо от него, шагах в пяти – восьми, тянулось поле проволочного заграждения перед школой – опорным пунктом сибирцев. Влево и уступом назад от орудия поднималась изба, во дворе которой стоял в упряжке передок. Впереди орудия, шагах в двадцати – двадцати пяти, одиноко торчал остов деревянных ворот в еще совсем недавно существовавший церковный двор. От него теперь ничего не осталось, кроме каменного фундамента сгоревшей церкви. Церковная сторожка и ограда были также снесены прочь. От них не осталось ничего. Этот остов церковных ворот находился против первого орудия белых, и выпускаемые им гранаты и шрапнели в значительном своем числе должны были пролетать в непосредственной близости от него. На перекладине этого остова висела икона Богоматери. Ее как-то упустили или забыли снять белые стрелки перед началом боя. Теперь, при каждой новой вспышке очередного выстрела, орудийная прислуга на несколько мгновений могла наблюдать среди