– Зачем? Разве вы еще не вышли из возраста грудного вскармливания? Как трогательно!

Вспышки восхищенного смеха в зале – это все, что требовалось, чтобы пришпорить ее.

– Мне кажется, правительство делает большую ошибку, накладывая запрет на ношение оружия. Скорее стоило бы запретить ношение пениса моему соседу по квартире. Кстати, они очень похожи друг на друга. Оба коротенькие и тупые, – очаровательно улыбаясь, она дождалась, когда смех затихнет. – Вы, наверное, спросите, откуда мне известны такие подробности. Все очень просто. Однажды он зашел в гостиную, когда я читала статью в «Космо» о том, как обольщать мужчин, – она понизила голос до интимного, сексуального мурлыканья. – Я взглянула на него и скомандовала: «Пожалуйста, сними бюстгальтер… чулки… и трусики…» – Последовала пауза удивления, готовая взорваться смехом: аудитория живо представила себе американца, срывающего с Джуно все перечисленное. Джуно спокойно закончила:

– После того, как он это исполнил, я сказала ему: «И больше никогда не разгуливай в моем нижнем белье!».

Взрыв смеха действительно последовал, да еще какой. Фрэнк размахивал руками, как регулировщик, жестами требуя, чтобы она сменила тему. Но куда там, Джуно не обращала на него внимания.

Она снова посмотрела на столик Трионы и увидела Барфли, у которого от смеха аж слезы выступили. Хотя он в течение многих лет был преданным поклонником Джуно, на него куда большее впечатление производила ее грудь, чем ее юмор, поэтому она привыкла к его более спокойной реакции на свои шутки. Реакция столь бурная была неожиданной и, по правде говоря, насторожила Джуно. Она перевела взгляд на Триону и была поражена выражением ледяного осуждения на ее лице.

За зеркальной колонной, почти не глядя на сцену, сидел Джей. Всем своим видом он показывал, что ничего не слышит и не видит, но желваки скул знакомо подергивались. Джуно вздрогнула и почувствовала, что микрофон скользит у нее из рук, словно жирная рыбина.

Смех тем временем затих. Она понимала, что не должна терять ни минуты. Залу нужно срочно бросить наживку, чтобы не упустить его. Пересохшим ртом она втянула в легкие шершавый шарик воздуха и безнадежным взглядом обвела аудиторию.

К ее ужасу, Пирс Фокс теперь сосредоточил все свое внимание на ее персоне и не сводил застывших глаз с ее горящего лица – ее словно обдало холодком ментола. Взглянув на него, она, как загипнотизированная, уже не могла отвести взгляда.

На самом деле молчание длилось несколько секунд, но Джуно показалось, что за это время она бы успела сварить яйцо вкрутую, порезать его тонкими ломтиками, выложить поверх блюда и украсить цветочками, выдавленными из тюбика майонеза. Пот струился у нее по вискам. Публика между тем начала ерзать в недоумении. Джуно поежилась. Кто-то кашлянул. Джуно тоже прокашлялась. Наконец она перевела взгляд с Пирса на Джея – тот перестал изучать носки собственных ботинок и смотрел прямо на нее, на лице полное отсутствие интереса.

Затем Джуно взглянула в зал, удивляясь, что, несмотря на затянувшуюся паузу, он все еще хранит ей верность, похрустывая чипсами, хотя, может статься, теперь народ ждет, что станет свидетелем ее позора.

Джуно снова прочистила горло. Она уже хотела поставить заезженную пластинку о «чокнутой ирландской бабушке» и выдавить из аудитории хоть каплю смеха, но тут на помощь ей пришли парни-свистуны:

– Ты дерьмо!

Джуно побледнела, но обрадовалась тому, что положен конец тишине, ставшей невыносимой.

– Прошу прощения, – она прибегла к стандартному ответу, припасенному у нее на такой случай. – Но если вы заглянете в учебник биологии для начальной школы, то обнаружите подлинный смысл вашего заявления, а именно: вы сейчас мне сообщили, что на восемьдесят процентов я состою из воды, на пять процентов из кальция и только на два процента из твердых шлаков.

Реакции не последовало. Эти недоучки потягивали пиво и скрипели стульями. С упавшим сердцем Джуно поняла, что потеряла их. Как проигравшего гладиатора, они приговорили ее к смерти и теперь ждут только кровавой развязки.

Она хотела что-то сказать, чтобы вернуть их расположение, сделать своими союзниками. Если бы она не забыла аккордеон, она бы спела. Да даже и без пения, ей не раз случалось выходить победителем из таких безнадежных ситуаций. Но сегодня было совсем другое дело, и Джуно это прекрасно понимала. Если бы она выступала со своей старой программой, вернуть аудиторию было бы гораздо проще: ее юмор был добрым, она всегда высмеивала только себя, поэтому зрители симпатизировали ей и в то же время чувствовали, что говорит она о каждом из них, об их жизни. Публика никогда не боялась ее. Сегодня же она попробовала другую тактику – решила добиться смеха, дразня, провоцируя и шокируя. По опыту она знала, что такая манера общения с залом требует жесткого, почти пулеметного ритма, безостановочного темпа и железных нервов. И ей бы все удалось, если б она не увидела в зале Джея…

Вдруг ее охватила ярость. Она проклинала себя за то, что плохо рассчитала свои силы и попала в это унизительное положение, и ненавидела Джея за то, что он находится в зале, а Триону за то, что та привела его. Ей хотелось запустить микрофоном в безмозглых идиотов за первым столиком, приказать обнимающейся парочке сложить руки на коленях, одернуть стайку хихикающих девчонок, бросить в лицо Фрэнку, что он мерзкий сексист, наорать на Боба за то, что он поставил ее первым номером в этой проклятой программе. А больше всего ей хотелось залить в глотку Пирсу Фоксу бокал вина, стоявший перед ним не тронутым.

И тут она ощутила, как по жилам разлилось сверхъестественное спокойствие, словно передозировка адреналина заморозила ей нервы. Она широко улыбнулась, очень медленно поднесла микрофон к губам и, уверенно глядя в зал, заговорила низким чарующим голосом:

– А слышали вы когда-нибудь историю об одной артистке, которая выбирает мужчину из числа зрителей в зале, приводит его к себе домой, густо намазывает «Нутеллой» и приглашает своих подружек, одиноких красавиц, отведать это лакомство? Нет, не слыхали? Тогда сейчас своими глазами увидите, как это бывает.

Ее обворожительная улыбка стала еще шире, когда она до конца осознала, что, по сути, играет в русскую рулетку, а на кон поставлены ее будущая карьера, ее достоинство, ее репутация. Но выбора не оставалось. Ее обычная манера не сработает сейчас, после того, как она начала столь дерзко и затормозила столь резко. Теперь они среагируют только в том случае, если она угостит их чем-нибудь покрепче, другого выхода нет.

– Я думаю, вы гадаете, кто же будет этот счастливчик? Будет ли это Генри, наш швейцар с прекрасными манерами, или Боб, ведущий нашего вечера, который считает, что я великолепна? Нет, это будет кто-либо из вас. Возможно, ты, – она указала на парня, который недавно крикнул «дерьмо»: он струсил и уставился в кружку пива. – Как ты считаешь, может ли тебе сегодня вечером улыбнуться удача?

Джуно пересекла священную черту и спустилась со сцены в зал. У нее было такое чувство, словно она одним прыжком одолела бездонную пропасть: