— Пошептаться относительно нашей с тобой профессиональной деятельности. Зачем же еще?

— Ладно, не буду вам мешать, — улыбнулся Вадим и тактично удалился обратно на кухню, где взялся за мытье посуды.

Валерий, взяв Инну под руку, вывел ее на лестничную площадку, а там тихим шепотом спросил:

— Слушай, может, тебя сегодня увезти отсюда? Под предлогом вызова? Боюсь я оставлять тебя здесь нынче ночью.

— С какой стати? Ты что, все еще думаешь на Вадима? Но ты же сам видел, каким спокойным он пришел домой! Я больше чем уверена, ты ошибался насчет него. Он тут ни при чем, такого просто быть не может.

— Хм, может, и не может, — кивнул Валерий. — А может, и наоборот. Я не раз говорил тебе, что наш маньяк является очень незаурядной личностью, крепкой как физически, так и характером. Он, будь уверена, умеет владеть собой на все сто. Выдержанный, хладнокровный убийца, одним словом. А еще, если ты обратила внимание, я выпытал вскользь у Вадьки, что алиби-то у него и нет. Так что если это все-таки он…

— Валерка, прекрати! — тоже шепотом обрушилась на участкового Инна. — Ну вот чего ты добиваешься? С ума меня хочешь свести?

— Хочу, чтобы ты осталась цела и невредима, — ответил Зорин. — Убийца упустил сегодня свою жертву, не завершил начатое. И теперь, по прогнозам все тех же психологов, должен маяться… да что там маяться — терзаться от неудовлетворенности. И, как знать, не откажут ли у него в таком состоянии тормоза? И на что он может оказаться способен, если все-таки откажут? Что будет, если маньяк не выдержит и решится плюнуть на неминуемое разоблачение ради удовлетворения сиюминутной потребности? Вот потому я и боюсь за тебя. Вдруг — сейчас я не утверждаю, а лишь допускаю такую мысль — наш душитель все-таки Вадька? Ты понимаешь, как рискуешь, оставаясь с ним сегодня ночью наедине? Ведь это все равно что мышке оставаться в одной норе с голодным котом… Поедем, а? — Валерий вдруг схватил Инну за руку. — Поедем, Инесс!

— Перестань, — только и сказала та. — Отправляйся домой и спокойно ложись отдыхать. Сам же говорил, что завтра у тебя тяжелый день.

— Не то слово, — вздохнул Зорин, отпуская ее. — Только… Ну хоть звони мне, если что. В любое время. Обещаешь?

— Обещаю, — кивнула Инна.

Полицейский наконец-то ушел. Стихли его шаги, потом с улицы донесся чуть слышный рокот мотора машины. А Инна все стояла на площадке, и снова ей было не по себе. Потом она развернулась и прошла в большую комнату. Встала у окна, глядя вслед удаляющимся красным огонькам Валеркиного «уазика».

— Вот ты где… — Вошедший в комнату Вадим встал у нее за спиной и обнял, заставив девушку невольно вздрогнуть всем телом. — Иннулька, опять ты вся на взводе…

— Ничего, — она упрямо покачала головой, — успокоюсь.

— Уж постарайся. — Руки Вадима скользнули вдоль тела Инны, легли на талию, а потом он скрестил ладони на ее животе. И вдруг спросил: — Когда мы с тобой все-таки распишемся, Иннуль?

— Распишемся? — Никак не ожидавшая этого вопроса Инна вначале даже растерялась.

— Вот именно, — кивнул Ларичев. — Я обещал, что не буду торопить тебя с ответом, но, по-моему, обстоятельства с тех пор несколько изменились.

— В смысле? — Повернувшись к нему, Инна пытливо заглянула в лицо мужчины. Что тот имеет ввиду? Неужели догадался?

— В смысле, я ведь не вчера родился, Иннуль, — улыбнулся Вадим, подтверждая ее мысли, — так что успел узнать, откуда дети берутся и как это примерно выглядит. Я же в последнее время рыбку тебе все чаще из города привожу вместо апельсинов, на которые ты больше и не смотришь. Не заметила? Ждал, ждал, когда ты сама соберешься мне сказать, но, похоже, скорее сразу покажешь. Или и тогда будешь прятать?

— Я просто сглазить боюсь, — призналась Инна, прижимаясь к нему. — Помню, как это было у меня в прошлый раз… И потом, тебе говорить что-либо вообще незачем, ты и так все схватываешь на лету. Или что, уже так заметно?

— Внешне еще абсолютно незаметно, — заверил Вадим. — Вот я и хочу, чтобы мы с тобой расписались именно сейчас, во избежание кривотолков. Если ты, конечно, еще не передумала брать меня в мужья.

— Ты мне и так как муж.

— «Как» в данном случае не годится, Иннуль. Решать, конечно, тебе, силой я в загс тебя не потащу. Но мне бы очень хотелось, чтобы у нас была нормальная, полноценная семья.

— И мне тоже, — кивнула она. И после некоторой паузы попросила: — Тогда давай тихонько зарегистрируем брак, обойдемся без всяких там свадеб и афиш.

— Как скажешь, Иннуль. Я заранее согласен на любой твой каприз, хотя бы уже потому, — на его лице появилась хитроватая улыбка, — что женщинам в твоем положении нельзя отказывать в принципе.

— Да ты мне и так никогда ни в чем не отказываешь, — с нежностью сказала она. — Только у меня это не каприз. В нашем с тобой случае, я думаю, будет лучше сделать все именно так, без лишнего шума. Просто не хочу никаких сравнений, ассоциаций и прочего, без чего не обойдется, поступи мы иначе.

— Пожалуй, ты права, Иннуль, — кивнул Вадим. А потом вдруг подхватил ее на руки и закружил по комнате, как будто в вальсе.

— Да тише ты, сумасшедший! — рассмеялась Инна.

Он остановился и сел на диван, по-прежнему не выпуская девушку из рук, усадив ее к себе на колени. Инна взглянула ему в лицо, словно озаренное изнутри светом. Вадим мягко улыбнулся ей. Потом спросил:

— Как ты думаешь, девочка будет или мальчик?

— Наверное, мальчик. Но вообще-то может быть одно из двух, — улыбнулась и Инна. — Так что на всякий случай надо выбрать имя сразу для обоих.

— Не знаю даже почему, но сына мне бы хотелось назвать Егором, — признался Вадим. — А для дочки ты уж подбери что-нибудь сама. — И, как будто успев прочитать едва мелькнувшую у Инны в голове мысль, добавил: — Только не Лариса, пожалуйста.

— Почему? — удивилась Инна. — Мне казалось, что ты, наоборот, захочешь…

— Нет, Иннуль, — твердо ответил он. — Не надо.

— Но ведь ты по-прежнему очень любишь ее, свою Ларису? — все так же глядя ему в лицо, тихо и серьезно спросила Инна. — Не пытайся меня обмануть.

— И в мыслях такого не было, — качнул Вадим головой, не отводя от нее взгляда, — мне незачем тебя обманывать. У тебя нет ни единого повода ревновать меня к ней, хотя — да, я ее люблю и всегда буду любить, иначе и быть не может. Но это совершенно другое чувство, чем прежде. С некоторых пор я перестал воспринимать Ларку как земную женщину, она стала для меня небожительницей, святой. Надеюсь, Господь простит меня за то, что я нередко обращаюсь к ней в своих молитвах. Но если у нас с тобой будет дочурка, я хочу, чтобы она была сама собой, а не чьим бы то ни было аналогом на земле. А то еще, боже упаси, повторит Ларкину судьбу. Потому и прошу — не надо, Иннуль. Дай ей любое имя, но только не это.

— Хорошо, — кивнула Инна. И, не удержавшись, заметила: — А ты, получается, тоже боишься за наше будущее? Хотя говорил мне, что нет.