Для Тармисары дни в кастелле тянулись, будто капля смолы по сосновому стволу стекала. Медленно-медленно. Заняться-то толком нечем. Дочь и жена знатных тарабостов, она никогда не была обременена работой. Слуги же есть, рабы.

— Что мы, нищеброды какие? — любил приговаривать отец.

Впрочем, она многое умела. Прясть и ткать, например. Это занятие первейшее, даже для цариц. Но в кастелле станка не было.

Тармисара видела, что воины-бревки постоянно чем-то заняты. То на земляные работы маршируют, то в лес на заготовку дров. А ей некуда было руки деть, разве что вышивать пыталась, чтобы с ума не сойти.

Стирать, да еду варить — ей не по достоинству, на то служанки есть. Траян не стал их разлучать со знатными заложницами. Их тут половина таких была — кому не по достоинству, кто жизни коматов и не нюхал, но пребывал теперь в уверенности, что хуже их нынешней беды — только смерть. Нет, не только. Но пленницы о том не догадывались.

Тармисара оказалась тут вроде как старшей, хотя и не по возрасту. И даже не по знатности мужа и отца, ибо среди заложниц имелся кое-кто и породовитее. Просто так сложилось, что её слушали.

Потом Дайна сидела подле няньки, та ей что-то рассказывала. Тармисара смотрела в маленькое окошко, затянутое бычьим пузырём. В плохо законопаченные щели поддувало, но женщина не обращала внимания. Рассеянно следила, как Яла, жена пилеата Зунла о чём-то говорила с центурионом ауксиллариев возле привратной башни. Мило так щебетала. Нет-нет, да пальчиком по груди проведёт.

Эта вздорная шумная баба неизменно будила неприятные воспоминания. Муженёк её был поверенным отца и как-то стал зачинщиком одной пакости. Сам придумал или отец подучил, Тармисара не знала. Попытался Зунл сотоварищи, общим числом семь человек, отвадить Молнию от хозяйской дочери.

Говорили, будто шёл как-то Збел один по лесной тропинке, босой, неподпоясанный, безоружный, даже ножа при нём не было. А навстречу ему добры молодцы во главе с Зунлом. Все конные, вооруженные дубьём. И вовсе они трогать Молнию не хотели, намеревались просто поговорить, как сами потом объясняли, подвывая. Но сей мерзавец с чего-то вдруг сам на них подло напал, намял бока и отобрал пояса с ножами. Побитые, ни в чём не виноватые собаки скулили и жаловались Децебалу.

Сказ о битье храброго Зунла сотоварищи коварным Збелом, напрыгнувшим из засады, потом долго перебрасывали с языка на язык. И не всегда так, будто «шёл себе по тропке». Имелись и другие версии.

Одни рассказывали, что Молния едва успел натянуть штаны. Другие, что он и вовсе был без штанов и подняли его прямо с тарабостовой дочки, с которой он кувыркался на укромной полянке. И ведь не далеки от истины были, ублюдки болтливые. Тармисара, как и все была наслышана об умениях того, с кем обнималась, но вот только тогда воочию увидела, как голый и безоружный возлюбленный раскидал семерых, а кое-кого непоправимо изувечил, поломав руки в суставах.

Яла на Тармисару таила злобу, ибо те же злые языки потом вовсю рассуждали, а не лишился ли Зунл мужской силы. Якобы тарабостова дочка своему полюбовничку малость помогла и согнула Зунла пополам, метко пнув в причинное место. А нечего на её прелести таращиться. С тех пор говорили, будто Зунла по мужской части прослабило, стал он своё имя оправдывать — змея же твёрдой не бывает, в палку не обращается. А особенно Яле было обидно то, что разболтала о немощи еë мужа другая баба. Сколько горестей разом…

Зунл — змей.

Жив ли сейчас муж Ялы, Тармисара не знала. Еë отец со своими ближними воинами остался в Сармизегетузе которую оборонял Бицилис. О том, что там произошло, женщины в кастелле бревков знали очень мало. Только то, что из столицы никто не вырвался живым, кроме каким-то образом уцелевшего Бицилиса, попавшего в плен к римлянам.

Узнав об этом и отревевшись, женщины стали судить, что их ждёт. Тармисара, понятно — заложница, чтобы к чему-то принудить её мужа. А остальные зачем?

— Сабитуевы дети, — напомнила старая Гергана, мать тарабоста Вежины.

С этим тоже все согласились. Как и с тем, зачем держат здесь саму Гергану, которую брат царя Диег терпеть не мог, звал ведьмой и Горгоной. Образованный он был, учителей-эллинов к нему старый царь-отец Скорило приглашал.

Ну, то есть с некоторыми всё понятно? А с остальными?

— Да просто скопом похватали, скопом и держат, — сказала Гергана.

Такое объяснение страхи не развеяло, только больше укрепило. Не все нужны, стало быть.

А если женщина беззащитна, то будет искать себе мужчину-защитника. Яла стала подкатывать к центуриону бревков. Ни их язык, ни латынь она не знала, но и без слов сумела объяснить, чего предлагает. Хитрый план вполне сработал, вот только дурёха сильно просчиталась с выбором мужика. Она-то была уверена, что окрутила большого начальника, а кто такой центурион ауксиллариев?

Тармисара услышала конский топот, громкие голоса, скрип отворяемых ворот. Выглянула во двор.

В кастелл въехало несколько всадников. Среди них она увидела Деметрия. К этому эллину-ионийцу она относилась с недоверием, даже неприязнью, но богам было угодно сделать так, что именно Деметрий оказался тем единственным человеком, из кратких обмолвок которого пленницы и пытались восстановить картину того, что происходило за стенами кастелла.

* * *

Услышав о падении Сармизегетузы, посланник уже и не чаял увидеть Тармисару среди живых. Вот, увидел. В римском кастелле, среди врагов.

Пленница?

Всё прошлое в один миг стало несущественным, неважным. Все планы, один отчаяннее и глупее другого, все сомнения рассыпались в пыль. Мысли, доселе плутавшие во тьме, нащупали прямую тропу.

Несколько вопросов оставались без ответа. Эти ответы не могли дать Дардиолаю торговцы и зазевавшиеся легионеры. Требовался кто-то близкий к сильным мира сего. И боги сами указали Молнии на этого человека.

Деметрий Торкват. Глава механиков Децебала.

Прозвище своё Деметрий, уроженец Эфеса, получил в награду вместе с шейным браслетом, торквесом, из рук префекта претория Корнелия Фуска, того самого, которого даки много лет назад упокоили вместе с целым легионом на перевале Боуты. Незадачливый, но самоуверенный префект отличил ионийца за выдающиеся успехи в строительстве боевых машин.

До того, как судьба занесла его в легионы, Деметрий занимался вполне мирным трудом — строил мосты и водопроводы. Делом своим был очень увлечён, любил приговаривать, что, мол, акведуки будут всюду. Однако прожить до старости, занимаясь этим мирным и достойным делом, у него не получилось.

Около двадцати лет назад Домициан начал войну с даками. Поводом послужило нападение тогдашнего царя варваров,