грязище с говнищем месить, а потом ещё даки острого присунут, — добавил другой легионер.

— А мы тут пока их бабам присунем, — заулыбался третий.

— Присунут они, — скривился Прастина, — тут баб-то не осталось, друг другу присунете.

— Э-э! Ты кого катамитами назвал?! — вскипела кровь у одного из иммунов.

Он сунулся вперёд, но наткнулся на растопыренную ладонь Пора. Здоровяк молча покачал головой.

— Драка с варварами всяко лучше, чем тут, сидя на месте, жопу морозить, — заявил Прастина, — да и вообще, может пока мы ходим даков бить, вас тут зверюга какая сожрёт. Я слышал, Сервий, тебя недавно малость не обглодали.

Легионеры перестали веселиться.

— Не каркай, сука, — процедил один из них, — сейчас договоришься — мигом репу начистим, и дружок твой тебя не спасёт.

— Это кто тут такой борзый? — прикрикнул подошедший Лонгин.

Солдаты замолчали и почтительно пропустили декурионов. Обоих здесь хорошо знали. Вокруг Тиберия в последние дни было много пересудов благодаря привезённой им голове Децебала.

— Опять ты всех задираешь, Гней? — Лонгин погрозил кулаком Балаболу, — смотри у меня.

— Ты мне не начальник, Тит, — огрызнулся легионер, но как-то не очень уверенно.

Возле сарая появился купец.

— О, почтенный Тиберий! Какая честь! Да ещё в праздник! Полагаю, наихрабрейший из воинов, победитель царя варваров почтил своим присутствием заведение скромного Метробия, дабы одарить его подарком, как заведено в Сатурналии? Сиречь, платой за месяц.

— Не паясничай, — поморщился Тиберий, — лучше выведи-ка моё имущество.

— Один момент.

— Заведение у него, ха, — усмехнулся в сторонке Балабол.,

Купец и двое надсмотрщиков вывели из сарая четверых рабов. Выглядели те скверно. Грязные, с потухшим взглядом, они кутались в какие-то облезлые безрукавки из овчины и стучали зубами. Солдат облик этих несчастных не пронял. Они, жадные до любого зрелища, скрашивавшего будни, немедленно принялись обсуждать достоинства девушки. Та, несмотря на довольно жалкий вид, неумытое лицо и растрепанные волосы, была миловидна и фигуриста. Распоротый подол её платья обнажал бедро, что особенно подстегнуло воображение легионеров, и они мигом пришли к согласию, что «я б ей вдул».

— Кто ж вам даст, олухи! — рявкнул Тиберий, — а ну рты позакрывали быстро! Чего вообще тут столпились?

Он повернулся к купцу и накинулся на него:

— А ты чего творишь, Метробий? Ты посмотри на них, они же синие совсем! Они же у тебя скоро закоченеют насмерть! Может, ты ещё и голодом их моришь? За что я тебе плачу?!

— Мало платишь! — отбрыкивался купец, — а у меня расходы! Уже невыгодно тут торчать! На кой мне они тут? Всё, расторговались. Уже и почтенный Гай Помпоний уехал, больше никому не сбыть.

Один из рабов закашлялся.

— Смотри, он заболел!

— А что я сделаю, когда погода такая, вчера мороз, сегодня слякоть? Говорю же, невыгодно зимой здесь сидеть. Ты теперь мне будешь за них шесть денариев платить.

— Что?!

— Или забирай их! Или продавай!

— Да ты… — Тиберий опешил от такой наглости, — да я тебя зарублю, скотина!

Рука его дёрнулась к бедру, но меча там не оказалось.

— Только тронь! — возопил купец, — я обращусь к префекту! Я к самому цезарю…

Лонгин простёр руку перед грудью приятеля.

— Тиберий, остынь.

Взгляд Тита Флавия был прикован к девушке. В глазах промелькнуло сострадание.

— Мы заплатим Метробий, — сказал Лонгин, — заплатим, только ты одень их, как-нибудь… получше. Правда же, замёрзнут совсем.

— Да продай ты их, декурион, — посоветовал кто-то из солдат, — на кой тебе эти расходы?

— Вот и я о том, — заулыбался Метробий, — продавай. Пятьдесят денариев дам. Выгоднее же, чем каждый месяц платить.

— Да отвяжитесь вы! — зарычал Тиберий, — не продам, сто раз было говорено! Девке цена — двести, а мужики ещё дороже!

— Свежо предание, — усмехнулся купец.

— Кто же тебе здесь такую цену даст? — поинтересовался ветеран.

Тиберий закатил глаза, всем своим видом изображая, как ему надоели эти вопросы.

— Да не здесь. Весной в Македонии продам, когда в отпуск поеду.

— А чего туда?

— Дом у меня там.

— Дом, ишь ты. Мне бы вот тоже… — завистливо протянул Диоген.

— Войне конец, — ободрил его Сервий, — а там и службе. Мы все себе построим дома, как у Тиберия.

— А, я слышал, там у него баба, — заулыбался Балабол, — и он ею перед всеми похваляется.

— Рот закрой, — буркнул Тиберий, который уже устал огрызаться.

— Так ведь не дождётся она тебя.

— Рот закрой!

— Схарчат тебя к весне, декурион. Не доведётся больше с бабой полежать, лучше сейчас девку свою попользуй.

— Что ты сказал?!

— Прастина! — рявкнул Лонгин.

— Гней прав! — неожиданно вступился за Балабола Сервий, — всем известно, тварь его искала! И наших из-за него…

Договорить ветеран не успел. Тиберий таки прорвался к легионеру сквозь заслон его товарищей и метко впечатал кулак ему в челюсть. Лонгина оттолкнули. Голова Тиберия мотнулась от ответного удара Гнея, скорого не только на язык. Мгновенно образовалась свалка.

— Прекратить! — заорал Тит Флавий.

Он схватил двоих солдат за шиворот, встряхнул, но остальных это не остановило.

— Что здесь происходит?! — раздался ещё один голос, молодой, но, несмотря на это, прозвучавший властно, — прекратить!

Лонгин обернулся. Позади него стоял трибун Гентиан с десятком вооружённых легионеров. Те бросились к дерущимся и растащили их, щедро при этом отпинав.

— Максим и Лонгин? Вот уж кого не ожидал увидеть в такой обстановке. Что здесь происходит?

Тит Флавий в трёх словах рассказал о случившемся.

— Понятно, — невозмутимо сказал трибун, повернулся к одному из пришедших с ним легионеров и приказал, — этих негодяев вязать и на экзекуцию. Доложишь Аполлинарию, я велел выдать каждому по тридцать розог.

— Эти, вроде, не наши, трибун, — сказал один из легионеров, пришедших с Гентианом, — они из Первого.

— Аполлинарий и Марциал разберутся.

Он смерил Лонгина взглядом, но ничего ему не сказал. Повернулся и бросил, через плечо:

— Максим, за мной.

Тиберий, понурив голову, поплёлся за трибуном назад в лагерь. В принципии Гентиан сел за письменный стол, налил в чашу вина и развернул какой-то свиток. Декурион стоял напротив него навытяжку.

Изрядно промурыжив Тиберия, трибун, наконец, соизволил обратить на него внимание.

— В очередной раз убеждаюсь, что Марциал выполняет свою работу из рук вон плохо. Он должен пресекать брожение в умах, а слухи и сплетни расползаются по лагерю, как лесной пожар.

Тиберий молчал, стоял, ни жив, ни мёртв перед мальчишкой, годившимся ему в сыновья. Гентиан выдержал паузу, в течение которой сверлил декуриона холодным взглядом. Продолжил:

— И, похоже, в Тринадцатом имеются светлые головы, раз уж козлом отпущения назначили тебя.

— К-кем назначили? — пробормотал Тиберий.

— Козлом отпущения. Не слышал? У иудеев есть обычай — ежегодно козла наделяют грехами народа и уводят