Она молчала, ожидая, когда Рашид заговорит первым. Ходили слухи, будто Хакур однажды сказал ей, что у нее отвратительный голос, и с тех пор она почти не разговаривала, но иногда у меня возникала мысль – не пустила ли этот слух сама Дорр, чтобы люди возненавидели ее деда. Что бы ни было причиной такой молчаливости, я редко слышал от нее хоть несколько слов за все прошедшие годы, даже в то странное время, когда Дорр оказывалась рядом с нашим домом каждый раз, стоило мне отправиться на болото, чтобы поупражняться в игре на скрипке.

Рашид наконец понял, что девушка не намерена его приветствовать, и заговорил сам.

– Добрый день. Нам нужен служитель Патриарха.

Он говорил медленнее и отчетливее, чем обычно, – возможно, считал, что у внучки служителя что-то не в порядке с головой – не столь уж и нелогичный вывод, учитывая ее прическу.

– Нам нужно видеть Хакура, – сообщил я. – По официальному делу.

Дорр подняла бровь.

– Это не имеет никакого отношения к нашей с ним встрече на болоте, – поспешно добавил я. – Случилось кое-что еще.

Она пожала плечами и протянула руку – мне. Этот жест настолько меня удивил, что я, не раздумывая, ответил на рукопожатие. Девушка осторожно сомкнула пальцы, словно боясь причинить мне боль – возможно, она знала, что сделал со мной Хакур на болоте, – но мгновение спустя крепко стиснула мою ладонь и увлекла за собой наверх по ступеням.

Странное поведение – даже для Дорр. Впрочем, она пыталась со мной заигрывать, когда мне было четырнадцать, но все закончилось без последствий. Играя на скрипке на свадьбах и прочих торжествах, я по-прежнему замечал ее напряженный и пристальный взгляд, но такое поведение было свойственно этой особе; кроме того, я привык к тому, что люди таращатся на меня, когда я играю. Такова цена таланта.

Испытывала ли Дорр ко мне какие-либо чувства все это время? Может быть, теперь страсть вспыхнула ярче, когда стало понятно, что мы с Каппи – отнюдь не блаженно воркующая парочка голубков? Не исключено, что ее прическа тоже являлась способом привлечь мое внимание – последней попыткой перед тем, как я выберу себе пол на всю оставшуюся жизнь?

И додумалась ли она до этого сама, или ее склонил к тому Хакур?

О-о-о. Бр-р…

Я живо представил, как старый змей наседает на свою внучку, шипя о ее долге перед Патриархом: «Ну-ка повлияй на этого молодого хорька!» Дорр начала старательно укладывать волосы, а затем столь же старательно их растрепала, внутренне протестуя против диктатуры деда. Ко мне это не имело никакого отношения – девушка могла до сих пор находить меня привлекательным, даже если и пыталась отпугнуть своим видом. Что, если где-то в глубинах ее разума (возможно, там же, где зарождались странные узоры ковров и покрывал) возникла идея о необходимости отдаться будущему ученику своего деда?

Служителю Патриарха запрещено было жениться, но отнюдь не флиртовать. Говорят, когда-то Патриарх перепробовал всех женщин поселка – естественно, с их позволения, впрочем, подобное многим даже льстило. Хакур был теперь слишком стар для плотских утех – по крайней мере, я на это надеялся, поскольку при мысли о том, что он может делить постель с женщиной, у меня внутри все переворачивалось. Однако в свое время, по заслуживающим доверия сведениям, он повторил деяние Патриарха, точно так же совершив «выход в народ».

Будет ли и моя жизнь такой, если я стану учеником Хакура? И не потому ли Дорр сейчас держала меня за руку, что подобная идея всерьез ею завладела? Возможно, деду даже не потребовалось на нее давить – если только она не ждала всю жизнь повода, чтобы сблизиться со мной.

Впрочем, наверное, я придавал слишком большое значение простому соприкосновению рук. Девушка просто пыталась выглядеть хорошей хозяйкой, а может быть, сочувствовала моим пальцам, которые едва не изуродовал ее обожаемый родственник.

Иногда я жалел, что боги не одарили меня возможностью читать чужие мысли. Менять гениталии каждый год, конечно, здорово, но на некоторые вопросы это свойство все же не помогает найти ответы.

В доме Хакура пахло растениями, которые Дорр использовала для окрашивания нитей, как свежими, так уже и основательно подгнившими. Я знал, что она хранит свои смеси в подвале – в свои женские годы я иногда покупала краски у нее, вместо того чтобы готовить собственные, – но запахи проникали и в дом, пропитывая покрывала, которыми была накрыта вся мебель, и ковры, сотканные Дорр.

Эти покрывала были густо покрыты вышивкой – мать Дорр тоже была искусной вышивальщицей, хотя скорее ее можно было бы назвать помешанной на вышивке. Целые дни от рассвета до заката она проводила с иглой в руках, так что у нее не оставалось ни минуты времени на готовку, уборку и даже на то, чтобы прилично одеваться.

Никто никогда не рассказывал мне, что стало причиной подобного помешательства – предательство друга, смерть любовника?.. Или она стала слышать голоса богов, заглушавшие для нее все остальное. Может быть, Хакур нанес ей тяжкую травму, воспользовавшись Рукой Патриарха, когда жена, по его мнению, повела себя неподобающим образом. Так или иначе, женщина непрерывно вышивала, пока Дорр не исполнилось двенадцать, после чего спустилась в подвал, выпила целый кувшин самых ядовитых красок и выплеснула из себя жизнь вместе с вязкой разноцветной рвотой. («Возможно, она мечтала о подобной смерти многие годы, – как-то поделился со мной своими соображениями Зефрам. – И эта мысль преследовала бедную женщину, словно привязанный к ноге груз, который в конце концов увлек ее за собой».)

Все это могло объяснять, почему Дорр редко говорила, беспрекословно подчинялась воле деда, выбирала своеобразные рисунки для своих изделий… но к слишком простым объяснениям я всегда относился подозрительно. Легко было сказать, что девушка просто последовала по пути своей безумной матери. Дорр вовсе не страдала слабоумием, скорее всего, ей просто нравилось играть подобную роль. Кстати, после того как Господин Ворон подарил Дорр дитя и у нее на четвертом месяце произошел выкидыш, в Тобер-Коуве сочли, что ей просто в очередной раз не повезло. А Каппи неодобрительно отнеслась к моему предположению, что Дорр, возможно, тоже попыталась глотнуть своих красителей. Мало кто из тоберов знает о существовании растительных экстрактов, способных преждевременно вытолкнуть зародыш из утробы.

Погруженный в раздумья, я вдруг обнаружил, что слишком пристально смотрю на Дорр – и она стремительно повернулась, встретилась со мной взглядом. Некоторое время она изучала меня, словно размышляя, стоит ли нарушить молчание. В ее глазах я не видел безумия – это была просто женщина, глубоко погруженная в себя, но не отрешившаяся от всего мира. Рот ее приоткрылся, и она уже собиралась что-то сказать, когда послышался кашель, шаркающие шаги, и в дверях появился Хакур.

– Что на этот раз? – бросил он.

Я отвел взгляд от Дорр, как только услышал шум, сопровождавший появление хозяина дома, но все равно чувствовал себя так, будто меня застали за каким-то постыдным занятием.