рассыпалось осевшей на траву росой. “Совершенство” и эльф прошли рядом, едва не задев. В темноте было не видно, где обычная роса, а где серая, как пепел. За грубость – боль, за строптивость – на цепь у порога, за прямое неповиновение – за грань к голодным теням от тоски выть. Собралась, подняла цветок. Догнала. Живые, теплые… Почему он снова ее на руки не возьмет? Роса же, а она босиком.

Ноги мокрые. Вон на ковре наследили. По разным комнатам пошли? Зря… Можно было бы наблюдать и греться от их тепла. Вот идиоты. Живые же, любите! Эльф больший идиот. Пошел бы следом, может и не прогнала бы. Когда такая тоска, к любому потянешься, а тут красавец и влюблен до розовых ушей. Эти их уши…

Вот дура, чуть не попалась. Замечталась об эльфийских ушах, романс дурацкий вспомнила. Кто-то ей его пел… А, еще один любитель цветов. Тоже дурак. Кто с хозяином связался – тот и дурак. Но лучше так, чем тоска.

А цветок она тут, у двери оставит. Только бы догадалась… Эльфья девочка всегда медленно думала, зато действовала быстро. Пусть бы сейчас думала побыстрее, а то может поздно стать. Хозяин почти освоился в новом теле, когда процесс завершится, его будет куда сложнее… аххрррыы

Она давно не дышала, но у ее собственного тела оставалась боль и память о том, как бывает, когда лишают возможности дышать. Ничего. Даже боль лучше, чем тоска.

Пусть только догадается.

* * *

Они столкнулись на стоянке перед отделением, совсем как раньше. Тогда был идеальный до оскомины комиссар Эфарель и штатный некромант в старой форменной мантии. Сейчас отделение было другое, стоянка другая и другая одежда. Зато машины были все те же и эмоции от встречи тоже. Бесили они друг друга с полной взаимностью, а Эфарель сам сказал, взаимность в мире дело редкое, а потому ценное. Философ, мать его ведьма.

Плеч развернуты, ноздри гневно раздуваются, еще бы за воротник его прихватил и об магмобиль шваркнул в избытке чувств. Если раньше он только прикидывался идиотом, то теперь… Теперь все печально.

– Холин, что вы делаете, – с места в раскоп взял эльф и руки за спиной сцепил, наверняка, чтоб пагубному чувству гнева на поддаться.

– А вы?

– То, что должен. – Позер.

– Я тоже.

– Выглядит совсем иначе. – Это он про аннулированный ученический договор? Наверняка.

– Мне до бездны, как это выглядит, я развязываю себе руки.

– Но ей вы их связали! – Как есть позер. Ведро пафоса на стакан воды.

– Она все равно ничего не может сделать, я – смогу.

Надо заканчивать этот цирк, еще не хватало, чтобы Арен-Тан сюда вышел для полного комплекта, его и так слишком много. Слишком много Арен-Тана и впечатлений. Удержать лицо стоило пропасть нервов, а тут еще Эфарель в роли угрызений совести.

– Я знал, что темные жестоки, но вы меня просто ужасаете.

– Что ж не бежите? – Язвить не хотел, само как-то выходит. Устал? Это зависть, магистр Холин, потому что вы не желаете выглядеть идиотом, а Эфарелю начхать.

Сел в магмобиль и даже дверцу закрыл аккуратно, хотя хотелось хлопнуть, как истеричной барышне, со всей дури, чтоб звон пошел. Зато рычаг управления рванул так, что, кажется, там что-то хрустнуло.

Холин, ты идиот. Пусть бы еще все равно было… Но не было, …

Не только Заклинатель, не только… Кто же?..

…а холодно – было.

* * *

Мрачно и красиво. Черномаг ценил красоту, но ученик перестарался.с антуражем. Массивную стену рассекала продольная трещина. В нее сочился алый закат, осколки лопнувших кристаллов-накопителей, таких же алых и впитавших жертвенную кровь, отсвечивали мягко и зловеще. Слишком театральная картинка. Он поднялся на колено, повел плечами и только потом выпрямил шею. Было странно снова чувствовать тело. Только тело пока еще чувствовало плохо. Осколки впились в ноги и рассекли кожу острыми гранями – боли почти не было. Не хорошо. Боль делает тело живым, а еще это отличный катализатор и средство управления. Плащ чуть великоват, но ткань приятная. Голой, можно сказать, новорожденной коже было комфортно. Капюшон лежал как раз так, как он любил, закрывая лицо на две трети, оставляя открытым только подбородок и губы.

Коснулся носа, провел рукой дальше, проверяя. Черты были те же, не хотелось бы потерять лицо. Забавно вышло. Рассмеялся. И прислушивался к эху своего голоса. Он точно не мог сказать, звучит ли он, как прежний, не помнил.

Встал, прошел к трещине, аккуратно, так, чтоб не рассадить босые ступни об осколки. Кровавые следы на полу – это будет совсем уж перебор. Качнулся в иную форму и обратно, оставил перстень с камнем и в этой реальности тоже. Вышло легко и приятно, так же, как дышать. Воздух – сладкий, как ее кровь. Он хорошо помнил этот вкус. На башне было вдоволь крови и ее, и брата, иначе бы он не смог вернуться, не вышло бы сохранить материальный носитель – иную форму – за гранью. Эта форма и была его единственной долгое время. Там все по-иному и время тоже. С детства еще помнит.

Как удачно попался носитель уснувшего дара. Нужно было только подтолкнуть любителя полезных экспериментов в нужную сторону. Теперь и у него будет ученик. Раньше были соратники. Интересно, но не слишком надежно. Ученики – куда ближе.

У него есть план – за гранью полно свободного времени, чтобы думать. У него есть тело, живое и теплое, как раньше, и такое же, как раньше. Правда, волосы стали темнее, совсем как у брата. Это логично, у них теперь куда больше общей крови. Наверняка и глаза почти черные. Так даже легче будет получить еще кое-что, что брат у него отнял. Пусть он и не собирался, но это не важно. Она была предназначена ему с рождения. Он слышал, как отец договаривался с ее матерью. Что с того, что он ее сразу не узнал? Бывает. Все равно мироздание их столкнуло, а значит – все идет как надо. Все всегда идет как надо. Так, как надо ему. Он черномаг. А значит – он может все.

Колдун выглянул наружу и вниз. Когда-то эта часть дома была внутри холма, потом случился оползень и вид изменился. Один из четырех подземных этажей стал третьим надземным. Нери всегда норовили закопаться поглубже. Цапались с инквизицией и до смешного питали одинаковую привязанность к подземельям. Внизу