– Я прикажу моим поварам приготовить что-нибудь по твоему вкусу, – пообещал он, натягивая сапоги. – А для твоего удовольствия будет играть музыка.

– Ты мое удовольствие, – отозвалась она, вставая во всей своей обнаженной красоте и обнимая его за шею.

– Колдунья! – прорычал Генрих, целуя ее. – Собираешься задержать меня своими приворотами? А как быть с чеканкой монет? Мои бароны ждут меня.

– Подождут еще немного, – промурлыкала Алиенора и принялась искусно действовать языком, что тут же возымело эффект: Генрих снова уложил ее в постель.

За столом казначейства лорды поглядывали друг на друга и барабанили нетерпеливыми пальцами по столешнице, песок в песочных часах неторопливо пересыпался из одной колбы в другую, а лорды недоумевали: что могло случиться с королем?

Бекет сидел на своем месте за столом на возвышении и смотрел, как прибывают к обеду уже слегка пьяные необузданные бароны Генриха. Бекет думал о том, что его друг Иоанн Солсберийский был прав, сравнивая английский двор с древним Вавилоном. Каких только скандалов, драк и распутства здесь не случалось под чувственную музыку, непристойные пантомимы и драмы. Он слышал, что сегодня вечером ожидалось какое-то развлечение, наверняка очередное бесстыдство. Однако в том были и свои плюсы, поскольку король сядет за стол и станет есть не торопясь, так что и все остальные тоже успеют доесть то, что будет подано. Хотя, с отвращением подумал Бекет, это и не бог весть какое благодеяние.

Томас не одобрял те излишества, которые видел при дворе, и сожалел, что Генрих не делает ничего, чтобы их пресечь. Но король, конечно же, и не собирался ничего предпринимать, потому что эти излишества были частью его жизни: он бранился, напивался до беспамятства и распутствовал. Такое поведение недостойно короля! Вот почему Бекет с большим удовольствием развлекал Генриха в собственном доме, где мог обеспечить изящество, роскошь и утонченность, прискорбно отсутствующие при дворе. Но он чувствовал, что Генриха все эти вопросы волнуют гораздо меньше, чем его самого, и наибольшее удовольствие от застолий в его доме получал лишь он сам, Томас Бекет. Однако его тщеславию льстило, что он может проявлять такую щедрость в отношении короля и демонстрировать ему, как оно должно быть.

Теперь все собрание встало, вернее, старалось удержаться на ногах, когда Генрих вошел в зал, держа за руку королеву. Они сегодня должны постараться вести себя наилучшим образом, подумал Бекет, зная, что Алиенора придерживается строгих правил в том, что касается дворцового этикета. Кто-то громко рыгнул, и она смерила этого невезучего недовольным взглядом, а тот, проникшись непривычным ему чувством вины, опустил голову.

Генрих проводил королеву до ее места по правую руку от себя, Бекет стоял по левую от него, пока королева не села. Он услышал, как она пробормотала мужу:

– Твои бароны могли бы по меньшей мере причесываться, перед тем как садиться за стол. Это позорище.

Бекет подавил улыбку, Генрих недоуменно оглянулся.

– Я как-то не замечал этого, – сказал он. – Пока они хорошо мне служат и делают то, что я им говорю, их внешний вид меня мало волнует. Но поскольку это волнует тебя… – Он встал и поднял руку. – Тишина! – прокричал король, перекрывая гвалт за столом, и пятьдесят голов повернулись в его сторону. – У меня для вас новый указ, – ухмыляясь, заявил он. – Согласно пожеланию королевы, с этого дня никто не может появляться в ее присутствии непричесанным. Это относится и к вам, милорд Арундел! – Генрих неодобрительно нахмурился, глядя на графа, который увлеченно выковыривал гнид из своих сальных кудрей. Брезгливого Бекета пробрала дрожь.

Все засмеялись, даже Алиенора. Потом она заметила, что на столе нет салфеток, и опять скривилась.

– Позови сюда стольника, – велела она слуге, когда король сел рядом с ней.

Он скорчил гримасу и ухмыльнулся при виде мгновенно появившихся относительно чистых салфеток, которые были тут же разложены по столу.

– Что тебе угодно еще, миледи? – полушутя спросил король.

– Больше ничего, спасибо. С нетерпением жду изысканных блюд, приготовленных для меня, – ответила Алиенора, вспоминая зеленое, дурно пахнущее мясо, что ей подали в прошлый раз, когда она обедала в дворцовом зале. Даже чесночный соус, призванный сгладить омерзительное впечатление от этой еды, не смог скрыть отвратительный вкус и запах. Но сегодня, заверил ее муж, она получит кушанья, достойные королевы.

Появились старший дворецкий и его подчиненные с большими графинами вина, в которых плескалась густая темная жидкость неопределенного цвета – ее-то и налили в кубок Алиеноры. Она осторожно попробовала. Жидкость была отвратительная, маслянистая и вонючая, с привкусом чего-то горелого. Чуть ли не грохнув кубком об стол, королева решила, что лучше выпьет хорошего вина из ее города Бордо, когда вернется в свои покои. Рядом с ней король жадно опустошил свой кубок, но она обратила внимание, что Бекет тоже не стал пить. Его тонкие губы чуть скривились в отвращении. Алиенора уже не в первый раз замечала, что они с Бекетом во многом родственные души.

Первое блюдо было приготовлено из дикого кабана, которого Генрих убил на охоте этим утром, так что мясо оказалось свежим и лишь слегка подгорело. Второе блюдо состояло из протухшей форели. Алиенора почувствовала душок и отпрянула в отвращении.

– Рыба не может лежать больше четырех дней! – воскликнула она.

– Кажется, она немного не того… – сказал Генрих, отправляя кусок в рот.

– Ваше величество, это не немного, такой форелью можно кормить только червей, – заметил Бекет. – Я диву даюсь, почему короля кормят так плохо.

У Алиеноры родилась озорная идея: пусть Бекет в дополнение ко всем прочим обязанностям возьмет на себя и руководство королевской кухней. Она знала, что ее предложение здраво и Бекет солидарен с ней, но чувствовала, что он не имеет права говорить такие слова, поскольку в них явно содержится критика его господина.

– Пусть принесут что-нибудь еще! – потребовал Генрих. – Или я сейчас приду на кухню.

Десять минут спустя принесли блюдо из тушеного кролика с каплунами в шафрановом соусе. Алиенора попробовала с опаской и то и другое, но оба блюда оказались великолепны. За этим последовала сочная куропатка.

– Удивительно, как угроза королевской инспекции может творить чудеса, – иронически заметил Генрих.

Аббат Винчестерский, который приехал в Лондон по делам и стал гостем короля благодаря своему положению, попробовал куропатку и поздравил сюзерена с хорошим поваром.

– Наш епископ позволяет нам только десять блюд на обед, – посетовал он, явно ожидая, что последует продолжение. Генрих уставился на него.

– Чтобы он пропал, ваш епископ! – воскликнул король. – При моем дворе мы довольствуемся тремя блюдами. Через несколько мгновений скатерть унесут, так что поторопитесь закончить, нас ждут менестрели. Они из Германии. Проделали немалый путь и готовы играть для нас.