Был, правда, один эпизод… Побывав в командировке со своей сотрудницей Светланой, Евгений, как всегда, пресёк продолжение их отношений. Но через некоторое время им вновь предстояло вместе отправиться в Москву и Ленинград. В самолёте, вылетавшем из столицы, в одном салоне с ними оказалась известная молдавская певица Надежда Чепрага. Она сидела через проход от Евгения Ивановича. Красавица, каких мало! И, естественно, Евгений пялился на неё во все глаза, а потом затеял разговор. Знаменитость вела себя непринуждённо и беседу поддержала. Практически весь короткий перелёт в Ленинград они болтали на отвлечённые темы, как это бывает при первом знакомстве. Уже в Пулково, распрощавшись и поблагодарив друг друга за приятно проведенное время, каждый из них переключился на свои проблемы. Но, сойдя с трапа, сотрудница Евгения Ивановича насупилась и, идя рядом, делала вид, что не слышит даже пустяковых вопросов, обращённых к ней. Евгений Иванович полюбопытствовал — что так? Она раздражённо выдала:

— Какие же вы, мужики, гады! Едва увидите красавицу — и всё! Спеклись! Рассудок теряете! Павлином хвост распустите — и токуете «тюр-лю-лю, тюр-лю-лю!»..

Со временем этот эпизод совершенно забылся. Но однажды, когда кто-то из друзей семьи был у них с Мариной в гостях, зашёл разговор о каком-то нашумевшем фильме, в котором участвовала Чепрага. Евгений рассказал, как ему однажды довелось лететь с ней в одном самолёте и беседовать почти в течение всего рейса. Тут же он вспомнил вслух, как его приревновала тогда к актрисе бывшая вместе с ним в командировке сотрудница. Услышав это, Марина вдруг замерла и внимательно посмотрела на мужа, будто на мгновение вынула его душу. Однако обошлась без комментариев. Евгений, сообразив, что выдал лишнее, понёс какую-то околесицу, чтобы замять эпизод и выкрутиться из неловкой ситуации.

Когда гости разошлись, Марина ухватила его за плечо:

— Ты тут про Чепрагу распространялся и про странную реакцию Светки на ваше с ней «журчание» в самолёте. С этого места подробнее, пожалуйста!..

— Мариш, а что подробнее-то? Мне больше нечего рассказывать!

— Ответь, Женя, с чего бы ей, в общем-то, безразличной к своему шефу, ни с того, ни с сего ревновать тебя к посторонней бабе? Тебе это не кажется странным?

— Ой, ну что ты опять накручиваешь? Откуда я знаю, с какого бодуна Светка так среагировала? Женщина она одинокая. Может, не ровно дышит ко мне. Ну и что с того? Я-то при чём? Сто лет она мне не нужна!

Евгений понимал, что тогда слукавил перед женой Но у него был свой взгляд на скоротечные романы. Он всегда любил Марину, считая своё чувство выше всяких измен. И, следуя такой логике, был убеждён, что не изменяет ей. Нигде и никогда! Что с того, что он в очередной раз отправился с коллегой в командировку? Женщины всегда приставали к нему — нежничали, заигрывали, и он по-человечески понимал их. Каждая — а все они были безмужние — в одиночку мыкала свою женскую долю. И когда рядом оказывался интересный крепкий мужчина… Соблазняя «свободного командированного», они не строили на его счёт иллюзий. Евгений же рассуждал, что от него, как говорится, не убудет, если он подарит этим милым созданиям немного радости и тепла. Сам Петренко первым никогда не заигрывал с дамами. Он просто… не умел отказать им, вот и всё! И потому не мучился угрызениями совести. Однако после случая с Катей он чувствовал себя по-настоящему виноватым перед женой, но не находил сил, чтобы справиться с напором чувств, которые влекли его… неведомо куда.

Потянулись дни и месяцы, напоминающие один другой как близнецы-братья, кажущиеся Марине скучными и тягостными. После отъезда дочери и внучки жизнь супругов заметно изменилась, особенно для Марины. Если Евгений ежедневно был занят работой, то для Марины, как ей казалось, наступила чёрная пора. Потеряв сначала как смысл своей жизни сына, отправившегося в самостоятельное плавание по волнам судьбы, а два года спустя, и вышедшую замуж дочь, она осталась как бы не у дел. Конечно, у неё и сейчас было немало работы по дому, по-прежнему была необходима её забота Муле, много времени отрывал Ральф… Но душа Марины, словно опустела. Скучал её разум, непрестанно требующий притока новых впечатлений, эмоций. Не о ком было больше беспокоиться, некому было помогать в поиске выхода из житейских, порой щекотливых ситуаций. Её ум, привычный к психологическим размышлениям, обратился теперь к бесконечному копанию в самой себе, доходящему до самоистязания. Её «я» заявило, что жизнь теперь бесцельна. Судорожно вытягивая себя «за волосы» из этого омута, Марина пыталась обрести новый смысл своего существования, однако почвы под ногами не находила. Она напоминала корабль, внезапно сбившийся с курса, потерявший управление, готовый ежеминутно распороть себе днище о подводные рифы.

Близкие родственники и друзья, с которыми Женя и Марина были дружны много лет, разъехались кто куда, спасаясь от перестроечной неопределённости. Кто в Россию, кто в Израиль, а кто-то в Америку. Один за другим ушли из жизни родители. А теперь из родительского гнезда вылетели и дети…

Родим детей, так хочется им счастья. Растим птенцов, живём теперь для них. Но, оперившись, «птички» разлетятся, оставив, поседевших, нас одних. Мы ищем смысл, бежим за ними следом, несём в ладошках помощь и совет… Но им самим охота жизнь изведать! А жизнь без них пуста, в ней смысла нет! Мечтаем нянчить внуков-малолеток.

Резон: чтоб не просиживать штаны. Но жизнь столь быстротечна: мы уж «предки», наш опыт, знанья — признак старины! Мы плачем, обижаемся, и, всё же, сильна привычка деток ублажать. Они в потомстве ищут смысл свой тоже. Права детей должны мы уважать! Мы прозреваем: не на то надежды, нас тешили обманчивые сны! Не в детях смысл! А в чём? Мы, как и прежде, лишь только Богу, кажется, нужны?

Нужна ли она теперь кому-нибудь? Её внутренние терзания усугубляло ещё и то, что Евгений, всегдашняя поддержка и опора, по непонятным причинам, отдалился от неё. В душевном плане он стал суше, сдержанней. Она больше не видела его глаз, обычно светящихся любовью. Когда в минуты горькой депрессии Марина приходила к мужу, желая поделиться мучившими её переживаниями, то в ответ слышала общие затёртые фразы, в которых не было и намёка на тепло и сочувствие. Если Марину пробирали слёзы от осознания собственной неприкаянности, то супруг раздражённо пенял ей, что она сама во всём виновата, осыпал упрёками. А ей всего-то хотелось молчаливого проявления ласки, чтобы, как раньше, он прижал её к себе, обнял и сочувственно погладил по спине.

Разумеется, контакт с детьми ею не совсем был утерян. Иногда звонила сноха Маша. Они общались, обменивались новостями. Но сын, будучи очень загруженным на работе, связывался с ней крайне редко, предпочитая узнавать о делах родителей через Машу. Виделись они и того реже. Марина не лезла к молодым супругам с предложениями помощи, считая, что, если надо будет, они сами обратятся к ней. Костик с Машей не торопились рожать детей, которые могли бы стать новым смыслом жизни Марины. К тому же, Маше была ближе, естественно, её мать, которая тоже всю радость своей жизни видела в помощи единственной дочери.

Пока рядом была Яна, Марине было легче совладать с тоской по сыну, которого так не хватало после его женитьбы. Все её мысли и чаяния были тогда сосредоточены на дочери, а потом и на внучке. Но сейчас она осталась наедине со своими раздумьями и печалями. В голову лезли горькие мысли о собственной никчёмности.