litbaza книги онлайнДетективыУбить Хемингуэя - Крейг Макдоналд

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 41 42 43 44 45 46 47 48 49 ... 97
Перейти на страницу:

Хем бы окончательно вывел Мэри из себя, настаивая, чтобы Ханна поселилась с ними, чтобы стала их постоянной спутницей в путешествиях, как Хем поступал со многими молодыми женщинами ближе к своему концу.

Но, если бы Ханна стала музой Хема, ее собственная проза бы сильно пострадала или же ей вообще пришел конец, как случилось с Паулиной и ее журналистикой.

Это же Хем упорно пытался сделать с Мэри.

И Хему удалось сделать это с Мэри и ее собственной начинающейся, но, по всеобщему признанию, маловыдающейся журналистской карьерой.

Он вдруг осознал, что перестал думать о рассказах Ханны, а принялся размышлять о ней весьма своеобразным образом. Он думал о ее золотистом ореоле, ее красоте, ее испуганных голубых глазах, которые, казалось, ничего не скрывали, хотя это было обманчивое впечатление. Он чувствовал, что в молодой девушке скрывается много неразгаданного – нюансы и страсти, о которых она сама не догадывалась. Он вспомнил знаменитую метафору Хема, касающуюся его писательской техники, так называемый принцип айсберга, у которого только одна восьмая часть находится над водой. Ханна тоже показалась Гектору такой – широкая нетронутая равнина, которую изучит какой-нибудь отважный путешественник с голосом поэта и который будет в состоянии сообщить, что он обнаружил.

Итак, вывод ясен: Гектор хотел Ханну.

Он невольно вспомнил Бринке Девлин. Она была единственной у Гектора любовницей-писательницей. Единственной коллегой во всех смыслах в длинной череде женщин, деливших с Гектором постель.

Ханна? Что же, тут явно наблюдалась симметрия.

Бринке появилась в жизни Гектора в дикие годы начинающего писателя. Она сформировала его, поставила перед ним цель и толкнула его на путь автора детективов.

Теперь, когда позади куда больше лет, чем впереди, он ощущал себя устаревшим, как те детективы, которые он продолжал писать, но появилась Ханна, еще одна трепетная, привлекательная, молодая писательница, представительница нового поколения.

В 1958 году, после всей этой заварухи в Теннесси, которая обеспечила ему постоянное внимание со стороны ФБР, Гектор всерьез задумывался, а не сменить ли ему курс. Уже тогда «Гектор Ласситер» – расхожий публичный товар – начал казаться ему смирительной рубашкой. В последние годы Гектор все больше думал о том, чтобы все бросить. Может быть, вместо этого стать таким писателем, каким он хотел быть в Париже в двадцатые годы. Но его примирение с Хемом в начале 1959-го и вытекающие отсюда последствия расстроили его планы.

Но теперь? Черт, его собственная персона становится все более тяжелой ношей.

ФБР постоянно рядом. Он, твою мать, устает от этого и ощущает клаустрофобию.

Еще Гектор ясно чувствовал, что интерес читающей публики к его романом ослабевает. Ей уже не нравятся книги с именем автора-мачо на обложке.

В его голове прозвучали слова Бекки-студентки: Роман умер.

Если он позволит себе влюбиться в Ханну, если он уведет ее от этого бездарного пьяницы лузера, ее мужа, возможно, это даст ему материал для новой книги, по крайней мере… совсем другой книги, чем он обычно пишет. Ханна может стать калиткой в это давно необходимое самообновление, к которому он когда-то стремился.

И бог мой, что за кошмарная мысль? Использовать Ханну таким образом?

Гектор помнил, что Скотт Фицджеральд сказал о Хеме: ему, мол, постоянно нужна новая жена, чтобы накачать вдохновение для нового романа.

И все же бесполезно отрицать: Гектор чувствовал прилив вдохновения при мыслях о Ханне, о том, чтобы втянуть ее в свою жизнь. Она может стать его музой, а он – ее учителем, это будет, до известной степени, равноценный обмен. Муза/учитель – они же не обязательно исключают друг друга… так ведь?

Вдохновленный этой мыслью, Гектор принялся сочинять свой собственный рассказ «под Хемингуэя».

Сумерки. Криди считал, что его рабочий день закончился.

Он снял пиджак, но все еще в галстуке и ботинках уселся перед своей пишущей машинкой, чтобы начать свое ночное творчество. Это были часы, ради которых он жил.

Как обычно, начинать было трудно. Так было с самого начала. Он понимал, что многие писатели, такие как Хемигуэй или, скажем, Ласситер, заставляли себя приобретать опыт, чтобы было потом о чем писать романы. Они нарывались на опасность и разнообразные приключения, чтобы иметь материал для своих книг. Криди пришел к выводу, что он в эту профессию попал с другого конца, более сложного, а это, по его мнению, делало его большим художником.

Криди заставлял себя писать и таким образом приобретал опыт. Черт, ведь не мог же он использовать свою жизнь и свой опыт для написания художественного произведения. Его жизнь была настолько забита интригами – по большей части гротескными и неестественными, – что он никогда не мог во всем этом толком разобраться или придумать, как все это можно использовать в книге, чтобы она продавалась.

И другие писатели, такие как Хемингуэй и Ласситер, были мужчинами, тут уж ничего не скажешь, и в случае с Хемингуэем все его мужики в романах и рассказах были одним и тем же мужчиной, неким вариантом самого Хемингуэя. А Ласситер? Этот тоже начал уподоблять героев себе в своих романах.

Но Криди сыграл столько ролей в своей бурной жизни, носил столько масок и настолько по-разному проявлял себя перед разными начальниками, что сам уже не знал, какой он на самом деле, в душе уже даже и сомневался, есть ли она вообще у него, эта душа. Иногда он представлял себя чем-то вроде русской матрешки – сними одну, с физиономией Сталина, и обнаружишь под ней Ленина. Криди приходилось лезть глубоко под свои шпионские маски, чтобы выбрать там нечто для основы каждого романа.

Однажды он позволил себе начать пить, чтобы подстегнуть свою музу, может быть, получить доступ в свое подсознание с помощью наркотиков или абсента, как получалось у Байрона и у некоторых других. Во всяком случае, они так утверждали.

Результат ужаснул и сбил с толку Криди. Написанные страницы представляли собой хаос визгливых голосов, противоречащих самим себе, какофонию характеров, которая сбила Криди с толку. Ему даже пришлось перестать писать и на несколько месяцев лишить читателей голоса их любимого писателя.

Со временем он перешел на другую тактику. Он регулярно знакомился с самыми продаваемыми произведениями в своем жанре и синтезировал голос рассказчика, который впитывал в себя все, что, с его точки зрения, привлекало читателей в работах других авторов.

Если и было в этом определенное вероломство, то Криди верил, что оригинальная концепция, лежащая в основе каждой его опубликованной работы – его безусловная писательская гениальность, – возрождала и возвышала его рукописи.

Каждый роман был частью более широкой концепции: в законченном виде для читателей и для самого создателя эти работы будут представлять несомненное достижение – не больше и не меньше как великое литературное наследство XX века. Века, который Криди, как автор и шпион, помог сформировать. Со временем, уверял себя Криди, он обретет заслуженное место в Западном Каноне. Он этого достоин.

1 ... 41 42 43 44 45 46 47 48 49 ... 97
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?