— Думаю, мы сумеем всех устроить, — нарушила молчание Сабрина, побуждаемая растущим в ней ощущением неловкости, как будто и она, и все остальные вторглись в эту романтическую, интимную встречу.

Все быстро и оживленно заговорили. Уинни отняла у Мэтта свою руку, но было заметно, как неохотно она это сделала, словно ни он, ни она не могли оборвать связавшую их нить.

— Если вы, леди, последуете за мной… — Саймон направился к каюте Сабрины, и женщины ушли, весело и взволнованно болтая.

Сабрина изучающе смотрела на Уинни. Интересно было видеть Мэтта покоренным умной образованной женщиной, но ей не хотелось, чтобы его сердце было разбито. А впечатление, которое он произвел на Уинни, давало основание думать, что вероятность разбитого сердца грозила им обоим.

Она плохо знала Уинни и сейчас подумала, а знает ли ее кто-нибудь по-настоящему? Уинни не была похожа на женщину, способную увлечься дерзким и порывистым Мэттом. Но может быть, после нескольких лет, проведенных за книгами, у нее возникло желание узнать настоящую жизнь? Неужели в пресловутом синем чулке скрывался ее истинный дух, ожидавший, когда жажда приключений и страсть к неведомому выпустит его на волю? И что станет с такой женщиной, когда она ощутит свою свободу и наконец к ней придет долгожданная любовь? Сабрина вдруг поняла, что Уинни мало чем отличается от нее самой — долгие годы своей жизни она пряталась от осуждающих взоров и только сейчас обстоятельства позволили ей сбросить эту фальшивую маску. Сабрина улыбнулась и вошла в каюту вслед за дочерью и золовкой. Если Николас думал, что ему трудно с женой, имеющей собственное мнение, нетрудно догадаться, каково ему будет узнать о страстном желании сестры познать новый, не известный ей мир. Особенно когда частью этого мира является лихой американский капитан.

— Осмелюсь заметить, отец, ты зря беспокоишься. Остается всего неделя или две до нашего прибытия в Египет. Что может случиться за такое короткое время?

— Больше, чем ты думаешь, — мрачно сказал Николас. Он вспомнил, как мало времени потребовалось на то, чтобы полностью подпасть под чары Сабрины. Эрик сидел на единственном стуле в тесной каюте, которую предоставили им с отцом. Николас примостился на краю узкой койки и с отвращением оглядывал помещение. Он надеялся, когда переносил свои вещи в каюту Сабрины, что в последний раз видит это неудобное жилище.

— Ты уверен, что капитан Мэдисон имеет виды на тетю Уинни?

Николас с недоумением посмотрел на сына. Не может же мальчик быть таким наивным. Намерения Мэдисона стали ясны всякому, кто видел его встречу с Уинни.

— Так же уверен, как в намерениях петуха в курятнике.

— Может, это к лучшему?

— Ради Бога, что ты хочешь этим сказать?

Эрик пожал плечами:

— В ее возрасте тете Уинни уже не на что надеяться. Мэдисон — это ее последний и единственный шанс выйти замуж.

— Черт побери, Эрик! — Николас вскочил и тут же ударился головой о низкую балку. — Ох!

Он сердито посмотрел на злополучную деревяшку. Мэдисон способен все подстроить только ради того, чтобы затолкать его, Николаса, обратно в это неприлично убогое помещение.

Он осторожно потер затылок.

— Мэдисон не собирается жениться на твоей тетке. У него нет никакого желания связывать себя брачными узами. Я повидал много таких мужчин, как он, чтобы сомневаться в этом. Нет, брак — это не для него.

— Ну, не так-то легко заставить тетю Уинни расстаться со своей невинностью.

Внезапно Николас понял, что его опасения могут оказаться совершенно необоснованными. Его сестра — практичная, порядочная женщина. Он с облегчением вздохнул.

— Конечно, она не уступит. Я об этом не подумал. Уинни не поступится годами безупречного поведения, своим высоким происхождением и долгом перед семьей ради нескольких нежных слов такого мерзавца, как Мэдисон.

— И все же… — задумчиво произнес Эрик.

— И все же?

— Ну… — выбирая слова, уклончиво ответил Эрик, — во время этого путешествия тетя Уинни вела себя совсем не так, как раньше.

— Не так? — угрожающе сдвинул черные брови Николас. — Объясни мне.

— Не знаю, сумею ли. — Эрик вздохнул и замолчал, обираясь с мыслями. — С той минуты как попросил ее сопровождать нас, она вела себя так, словно путешествие было нужно ей самой. — Он поморщился. — Сколько я ее помню, у нее всегда в руках была книга, а сейчас я замечаю в ней внутреннее возбуждение и странное скрытое беспокойство… — Эрик огорченно покачал головой. — Я не могу это объяснить. Кажется, что она ждет чего-то. Поверь мне, отец, тетя Уинни очень изменилась.

— Безусловно, ты преувеличиваешь, просто на нее повлияло путешествие.

— Я так не думаю, — покачал головой Эрик.

Николас, согнувшись, сделал несколько шагов по каюте. Иначе ему пришлось бы уклоняться от крепких балок, коварно притаившихся, чтобы в удобный момент ударить его по голове.

— Если ты прав в отношении своей тети, мы мало что сможем сделать, чтобы защитить ее от ухаживаний Мэдисона. Однако мы можем попытаться всячески мешать их встречам наедине.

— Отец, — осторожно заметил Эрик, — мне кажется, это не только неудобно, но и невозможно. Нельзя же все время следить за ними. Кроме того, — он тяжело вздохнул, — боюсь, я буду плохим помощником, потому что выйду из строя, как только мы выйдем в открытое море.

— Я слышал об этом, — сказал Николас. — Могу только посочувствовать тебе, мой мальчик, хотя сам никогда не испытывал изнурительных приступов морской болезни.

— Именно «изнурительных», — тихо подтвердил Эрик. — Но куда хуже болезни то впечатление, которое она производит на Белинду.

— Какое впечатление?

— Я чувствую себя так, как будто подвел ее. Разочаровал.

Эрик вскочил на ноги, и Николас сморщился, ожидая что голову сына постигнет та же участь, что и его собственную. Эрик был ниже отца меньше чем на дюйм, но каким-то непостижимым образом ему удалось выпрямиться, не задев балку.

— Черт побери, отец, я не знаю, что делать! — Эрик прошелся по каюте. Без особых усилий он избегал опасных выступов на потолке, и Николас с восхищением наблюдал за ним. — Когда мы отправлялись в это путешествие, я ожидал, что у нас будет возможность больше времени проводить вместе. Вдали от водоворота светской жизни Лондона и бдительных глаз матрон и светских сплетников. Но моя болезнь лишила нас этой возможности. У меня даже возникло подозрение, что ее чувства ко мне изменились.

— Такая ли уж это трагедия? — сухо заметил Николас, не спуская с сына внимательного взгляда.

— Черт побери! — возмутился Эрик. — Я люблю ее. Я хочу ее. И она должна быть моей. — Его голос смягчился, и он опустил плечи. — Я уже не уверен, нужен ли я ей. — Он умоляюще посмотрел на отца. — Что мне делать?