Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Машина между тем мчалась по загородному шоссе среди тронутых лимонной желтизной осени берез и серо-зеленых, еще не успевших раскраснеться осинников. Андронов отвлекся от тревожных мыслей и вновь стал следить за рассказом Меркулова о будущей доменной печи.
— Недавно узнал об одном прискорбном обстоятельстве, — говорил Меркулов. — Представьте, начало монтажных работ откладывается, хотя рабочее проектирование вашей печи давно завершено. Откровенно говоря, не могу понять Григорьева… — Меркулов взглянул в сторону водителя и оборвал себя, видимо, не захотел продолжать разговор в присутствии постороннего человека.
Андронову не терпелось услышать, почему откладывается строительство домны и в чем Меркулов не может понять Григорьева, но, тоже покосившись на спину водителя, не стал спрашивать, решил, что успеется, когда они останутся вдвоем.
Дача Меркулова располагалась в поселке Академии наук, на самом краю. Пока они проезжали по «академгородку», Андронов рассматривал дачи. Они были и каменными, и деревянными, то напоминали замок в миниатюре, с какими-то немыслимыми башенками и пристройками, то до предела упрощенный куб со щелями вместо окон, то смесь всех архитектурных стилей. Каждый строил так, как хотел, не сообразуясь ни с общим ансамблем поселка, ни с элементарными законами зодчества. Дом Меркулова представлял собой крашенный охрой высокий сруб из квадратного соснового бруса с простой покатой крытой и широкими окнами. У самого Андронова на густо заросшем яблонями садовом участке стоял сложенный его руками из крупного желтоватого бракованного огнеупорного кирпича домик, очертаниями напоминавший меркуловский, и, может, поэтому дача ему понравилась.
— Правильно! — решительно сказал он своим резковатым напористым голосом, когда Меркулов повел его по сырому с редкими березами участку. — Такой простой вам и нужен дом, Иван Александрович.
Меркулов слушал его с робкой извиняющейся улыбкой и радовался, как ребенок, похвалам. Оказалось, что он сам делал чертежи и помогал плотникам и столярам.
II
Они расположились в небольшой комнатке. Меркулов объяснил, что жена сегодня занята в городе. Он принес из холодильника заливную рыбу, колбасу, подогрел остатки супа и под конец появился с бутылкой «Экстры». Ставя ее посреди стола, сказал:
— Ну, что же, за встречу! Разрешите, я налью?
— Давайте, — сказал Андронов, подумав при этом, что достанется теперь от Лиды: жена не любила, когда он где-нибудь без нее выпивал.
Андронов понимал, что хозяин дома не зря заговорил о Григорьеве. Спрашивать Меркулова, что за авария случилась на заводе, сразу не стал.
— Вы, Иван Александрович, сказали в машине, что не можете понять Григорьева, — напомнил Андронов, когда они выпили и оба, крякнув, поставили рюмки на стол и закусили холодной рыбой. — А в чем?
— Сейчас вам отвечу… — с готовностью произнес Меркулов. — Только сначала скажу, в чем, пожалуй, он оказался прав: поддержал рекомендацию назначить директором вашего завода Логинова, прокатчика, хотя это и противоречило традиции. Вы знаете, конечно, что на должность директора привыкли выдвигать доменщика или сталевара. Вот здесь Григорьев оказался принципиальным, ничего не скажешь.
— Вы считаете, что Логинов хороший директор? — живо спросил Андронов. Слова Меркулова удивили его, никак он не ждал столь отчетливо выраженной симпатии к такому человеку, как Логинов. Из писем он знал, как знакомые относятся к директору. Многое рабочие не прощали ему и не стеснялись в своих оценках.
— Безусловно, хороший директор, — сказал Меркулов и с каким-то вызовом взглянул на собеседника. — Заводу нужен сильный, волевой руководитель, человек, способный сопротивляться мелочным наскокам и не проявлять ложной доброты там, где надо защищать интересы производства, в конечном счете, государственные интересы.
Андронов молчал. И как тут было не молчать, он хорошо помнил, что и сам счел назначение Логинова правильным именно потому, что новый директор сразу же принялся твердой рукой наводить порядок.
— Да я и сам считал, что нужен такой директор, — угрюмо сказал Андронов. — Так считал перед тем, как уехать… А вот авария на заводе…
— Какая авария? — седые тощие брови Меркулова поползли вверх, на лбу отчетливо определились давно въевшиеся в кожу ниточки морщинок.
— А вы разве не знаете, почему Григорьев вылетел к нам? — Андронов нахмурился и осуждающе посмотрел на Меркулова.
— Не знаю… Григорьев мне ничего не сказал, я звонил ему накануне. Случаются на заводах аварии: громадные сооружения, высокие давления, высокие температуры… Бывает иногда… Плохо это, конечно, но кто гарантирован от редкой все же случайности?.. Лет через десять, наверное, доменный процесс, а вместе с ним и сталеплавильные агрегаты начнут уходить в историю, будут строиться установки прямого восстановления железа.
Андронов, усмехаясь, спросил:
— Что же, совсем уйдет доменная печь, Иван Александрович?
Меркулов уловил оттенок горечи и в усмешке, и в вопросе доменщика, успокоительно сказал:
— На наш с вами век хватит, установки прямого восстановления будут действовать параллельно с доменными печами, переход, как можно думать, совершится плавно, без разрушения действующих печей. Процесс прямого восстановления существует, нужны дополнительные разработки, чтобы удешевить его. Пока что он экономически невыгоден.
— Так ведь на нашем заводе начинали, — сказал Андронов. — Григорьев начинал. Стояла у него маленькая установка за первой печью, и был там мастер Васильев. Спрашивает однажды у Григорьева: «Вам какую сталь, Борис Борисович?» Григорьев в шутку говорит: «Давайте, Николай Васильевич, сталь-три…» Тот вскоре приносит пробу: «Вот!» Глядит Григорьев и глазам на верит: похожа! Послал в лабораторию, приносят анализ: «Сталь-три спокойная…» Так если у нас процесс разработан, не пойму, зачем договор заключили с капиталистической фирмой на постройку экспериментального завода прямого восстановления? Я и в «Правде» читал, мы газеты в Индии регулярно получали.
— Живем мы на одном шарике, — сказал Меркулов, поглядывая на собеседника своими добрыми глазами, — по-соседски хотим жить. А по-соседски — значит и торговать… Григорьев настоял: надо, говорит, посмотреть, как в других странах делается. Правильно настоял, понимает, что научно-технический прогресс замкнуть в рамки одной страны невозможно, вот тут Григорьев, безусловно, прав.
— Но вы так и не сказали, в чем вы не можете его понять, — напомнил