– Что произошло, Селестина?

– Ты планируешь переворот?

– Собираешь армию Заклейменных?

– Ангелина Тиндер – твоя сообщница?

– Ты в самом деле намерена организовать партию Заклейменных?

Я кое-как растолкала их и побрела домой.

Там у двери меня дожидалась Мэри Мэй. Ее фотографировать запрещено, а все-таки «пресса» обрадовалась при виде ее: почуяла, что я опять что-то натворила, снова попала в беду. Нынче будет о чем написать в новостях. Вот только я после этой сцены в доме Тиндеров едва ли еще на что-то гожусь. Мэри Мэй отступила в сторону, позволив мне пройти.

Джунипер и мама тревожно ждали меня на кухне. Эван тут же удрал наверх: по-прежнему боится остаться в одной комнате со мной.

– Что ты сделала? – тихо спросила мама.

– Ничего! – в унисон ответили мы с Джунипер, впервые за все это время поглядели друг на друга и улыбнулись.

Но Джунипер тут же сама встревожилась и зашептала:

– А вчера? Что ты делала вчера?

Я с трудом сглотнула. Вчера я столкнулась с Креваном: неужели он выяснил, что я разыскиваю уволенных стражей и мистера Берри? И если так, какое меня за это ждет наказание? Мэри Мэй в черно-красном пальто строевым шагом вошла в кухню, направилась прямо ко мне. Я так боялась, что речь пойдет о моем вчерашнем визите в замок и попытке отыскать стражей, что, когда она вынула газету и шмякнула ее на кухонный столик, почувствовала облегчение.

Зато теперь ясно, что Пиа доверять нельзя. Накатала нелепую статью, мол, в школе мне устроили комфортную жизнь, позволили пропускать уроки и увиливать от бассейна. Лишь бы надавить на директора и заставить его отчислить меня. Если его обвинят в помощи Заклейменной, да просто если он хоть чем-то облегчит мое положение, родители со свету его сживут. К статье – фотография. Девушка, похожая на меня, крадучись выходит из школы. Африканские косички падают на висок, скрывая, в нарушение правил, – если предположить, что это я, – Клеймо.

– Это не я, – говорю я уверенно.

Мы все сгрудились вокруг.

– Это я, – сказала Джунипер.

– Вам известны правила! – предостерегла ее Мэри Мэй. – Если вздумаете лгать и покрывать сестрицу, сами будете наказаны или сядете в тюрьму.

– Я не лгу! – вспыхивает Джунипер. Узнаю ее горячность. Вернулась прежняя Джунипер.

– В статье написано, что это Селестина, – говорит Мэри Мэй, слегка озадаченная, и снова складывает газету. – Это явное нарушение правил, Селестина, и ты будешь за это наказана.

– Позвоните в газету, пусть напечатают опровержение! – поспешно вступается мама. – Это, несомненно, ошибка. Я своих дочерей еще не разучилась различать: на фотографии не Селестина.

Но Мэри Мэй и слушать не желает.

– Ты проведешь под домашним арестом полную неделю, начиная с понедельника. После школы немедленно возвращаешься домой и больше не выходишь. – Она заполнила бумагу с предписанием, положила ее поверх газеты и вышла.

– Ненавижу ее! – шепчу я, глядя, как отъезжает автомобиль моей домомучительницы.

Мама шикает на меня, словно Мэри Мэй и с такого расстояния услышит.

– Просто дура в клоунском костюме! – фыркает Джунипер.

– Нет, нет, нет! – Мама хватает Джунипер за плечи, смотрит ей прямо в глаза. Потом, сообразив, что этой вспышкой ярости напугала нас обеих, мама вздыхает, усаживает нас обеих за кухонный столик и говорит: – Девочки, будьте благоразумны. Вы считаете ее злобной придирой, но Мэри Мэй ценят чуть ли не выше всех стражей, и знаете почему?

– Почему? – не утерпела Джунипер.

– Она донесла на свою сестру, как только был создан Трибунал. Семья отвернулась от нее, и она сдала их всех. Отца, сестер и брата – какие-то нарушения в семейном бизнесе. Все до одного были арестованы, осуждены и заклеймены.

– Как! – задыхаюсь я. – Своих же родных?

– Вы видите женщину в клоунском костюме, а она смертельно опасна. Не хотелось бы выяснять, как далеко она способна зайти.

Я сглатываю, киваю. Может, мне еще и радоваться надо, легко отделалась. Неделя домашнего ареста – не самое страшное наказание, к тому же начинается она с понедельника, а значит, завтра я еще попаду на день рождения к Логану. Этого праздника я жду с нетерпением. Вот только искать Кэррика я тогда уже не смогу, а надо во что бы то ни стало найти его прежде, чем еще кто-нибудь исчезнет по воле судьи Кревана.

– Так вы поговорили со стражами? – спросила я Пиа, впиваясь зубами в яблоко.

Откликнувшись на мой настойчивый призыв, Пиа примчалась к нам в пятницу спозаранку. Я слышала в доме движение, все собирались – кто в школу, кто на работу, одна я никуда не спешила: директор позвонил и предупредил, что из-за реакции на статью Пиа Ванг мне придется сидеть дома, пока он не придумает какое-то решение. Они своего добились, они использовали эту статью, чтобы выжить меня из школы, – уверена, это придумал Креван. Меня убирают из школы, и теперь Арт вернется. Вот только его надо сначала найти.

Пиа в кои-то веки одета неформально: джинсы, туфли-лодочки, хлопчатобумажная футболка – непривычно видеть ее такой. Почти что похожа на человека.

– Я попросила связать меня с Тиной, Джун, Барком, Фунаром и Тони, со всеми, кого ты назвала, – ответила она.

– Отлично! – воскликнула я. – Значит, они смогут подтвердить мои показания?

– Их там нет, – тихо ответила она. – Все уволились из замка. Но ты это и так знаешь. Ты вчера ездила в замок, чтобы поговорить с ними.

Я пожимаю плечами, снова кусая яблоко.

– Может, да, а может, нет. Сами понимаете, каково мне теперь: не осталось никаких доказательств, что Креван приказал поставить шестое Клеймо.

Она вздрагивает, когда я произношу эти слова вот так, вслух и довольно громко.

– Моих родных выгнали заранее, стражей уволили, мистер Берри вдруг отправился в незапланированный отпуск и не появлялся в Трибунале уже две недели, на звонки не отвечает. Все куда-то пропали. Похоже, кто-то очень не хочет, чтобы кто-нибудь из присутствовавших на Клеймении заговорил. Прямо заговор какой-то. Ой, что я говорю! – Я преувеличенно вздыхаю, насмехаясь.

Все это Пиа явно неприятно, она застыла в кресле, сидит очень тихо и размышляет. Можно подумать, мне это нравится, однако я лучше владею своими чувствами. Ведь получается, Креван в самом деле старается скрыть, что он со мной сделал, он убирает свидетелей, и я отнюдь не в безопасности.

– Никаких записей в личных делах стражей, – говорит вдруг Пиа. – У них нет ни провинностей, ни нареканий. Ни намека, что их собирались уволить. Бюджет не сокращали. Их контракты не истекли. И вдруг, внезапно, они ушли. Пятеро в один день. На следующий день после Клеймения. Насколько я понимаю, сейчас они нигде не работают. Я позвонила Тине домой. Она не взяла трубку. У нее есть дочь, может быть, она что-то знает. Завтра я поеду к ней.