– Хочу выйти подышать, – тихо говорю я. Голова плывет.

– Погоди! – Мама обнимает меня за плечи, а Джунипер переступает порог, прямиком в толпу репортеров. Мама слегка, насмешливо улыбается: – Они примут ее за тебя.

Я выглядываю и вижу, как журналисты плотно обступили сестру, она и шагу сделать не может, тычут ей камеры в лицо. Я прикусываю губу, скрывая улыбку, и незамеченной выскальзываю на улицу. Может быть, мистер Мюррей прав насчет щелей, в которые мы сумеем проскочить.

Дом Логана – на другом конце города, в таком же, как у нас, зеленом районе, вполне приятном. Впервые за много дней я почувствовала себя свободной. Я включила музыку и опустила окно, пусть ветер бьет в лицо. Громко подпевала музыке: свободна, свободна! У меня есть друзья, они меня поддержат, они принимают меня такой, какая я есть, – и я с этой жизнью справлюсь. Жить можно. Не о такой жизни я мечтала, не это планировала, когда так тщательно все продумывала – давным-давно, – однако такие мне выпали карты, и я постараюсь выжать из них все, что смогу. Я подпевала радио и чувствовала себя счастливой, свободной. Может быть, наплевать и не выводить Кревана на чистую воду, не доказывать, что он сделал со мной в камере Клеймения? Просто жить дальше? Я еще могу быть счастлива.

Немножко я нервничаю перед вечеринкой, где будут незнакомые ребята, но это приятное волнение. Я готова к переменам. Ровно в восемь доберусь. Два часа молодого веселья. Ни минутой больше, нужно вернуться домой вовремя. Раньше, чем появится Мэри Мэй, чтобы и тени подозрения не возникло, что я нарушила какие-то правила. Двух часов с головой хватит. Новые друзья, новая жизнь.

Хотя родители и тревожились за меня, они оба тоже были счастливы, что я еду в гости, как нормальная семнадцатилетняя девушка. Не прячусь в своей комнате, как все прошлые недели, рыдая в подушку. И они легко меня отпустили, поскольку они знают родителей Логана. Не лично знакомы, но слышали о них, как и все в городе. Они оба пасторы, семейная команда. Этим и привлекают внимание прессы, к тому же они – достойные граждане. Потому-то, наверное, Логан и протянул мне оливковую ветвь. Он вырос в семье, где царит понимание и прощение, он знает, каково быть не таким, как все, все время под пристальным наблюдением, все время тебя анализируют, сдирают кожу, пока не останешься наг и гол.

Мы подъехали, как было указано в приглашении, к скромному белому домику с ухоженным садом, со штакетником. Мы с мамой обнялись, мама крепко, чересчур крепко прижала меня к себе – страшилась отпустить, но все-таки решилась, хотя на глазах у нее выступили слезы.

– Я приеду за тобой в десять. Позвони, если захочешь уехать раньше. Или если что-то случится. Даже мелочь какая-нибудь. Если услышишь какую-нибудь глупость, или гадость, или…

– Мама! Все будет в порядке! – смеюсь я.

– Хорошо, хорошо! – улыбается и она.

Она смотрит мне вслед, пока я иду к двери, и это напоминает мне тот день, когда с моего детского велосипеда сняли опорные колесики. Я оглядываюсь на маму: она сидит в машине, боится отпустить меня одну, боится, что я опять напортачу.

Для подростковой вечеринки в доме что-то слишком тихо, но, должно быть, так принято в семье пасторов. На подъездной дорожке уже стоит чья-то машина – ага, Наташи. При виде ее я занервничала, и это уже не назовешь приятным возбуждением. С Наташей у меня отношения скверные, причем напрямую мы не разговариваем, но я слышала, как она во всеуслышание возмущалась моим присутствием в школе и учителям об этом говорила, а уж как подставила в первый же день в бассейне! Вот уж кто вовсе не будет рад меня видеть, а ведь она, я знаю, дружит с Логаном, но, может быть, он повлиял на нее и теперь все будет по-другому? Впрочем, похоже, мне сегодня тоже предстоит потрудиться, чтобы расположить к себе ребят. Может быть, не такое это будет для меня веселье, но это первый шаг, а в следующий раз и вовсе будет здорово. Так, мало-помалу…

Я шла по подъездной дорожке, чувствуя, как подгибаются ноги на высоких – до небес – каблуках. Нажала кнопку звонка, оглянулась на маму и помахала ей, чтобы она уже ехала, и она покорно тронулась с места и свернула на шоссе, предоставив меня самой себе.

Внутри тихо. Заглянув внутрь сквозь стеклянную панель двери, я увидела голую стену, посреди – распятый Иисус. На голове – терновый венец, руки и ноги прибиты к кресту. Мощное распятие, никогда раньше не видела подобного. Мурашки побежали по рукам, какое-то тревожное предчувствие, я попятилась и наткнулась на человека, подкравшегося сзади.

Вскрикнула в испуге. И тут же мне на голову надели мешок, и я перестала дышать.

– Руки ей придержите! – шипит Логан: я снова ухитрилась вмазать ему в лицо. Точно лицо, один палец ткнул в глаз, другой угодил в язык, и его тут же прикусили зубами.

Не надо держать меня за руки. Стоило мне услышать голос Логана, и я перестала сопротивляться. В те несколько мгновений, пока я билась, сражалась с хватавшими меня руками, я думала, идиотка, что нужно лишь вывернуться и заорать погромче, чтобы Логан с ребятами пришли на помощь. Теперь я знаю: это все подстроено Логаном и его приятелями. Кровь холодеет в жилах. Что-то еще я утратила сегодня вдобавок ко всем потерям, и, когда руки связывают за спиной и тащат меня куда-то, я понимаю: я утратила веру во всех и во все. Из меня выбили – прямо сейчас – желание вернуться к нормальной жизни, жить по возможности как все. Я сдаюсь, я принимаю свою Заклейменную жизнь. Они победили, а я проиграла.

Невозможно дышать с мешком на голове, его еще и стянули под подбородком, вокруг горла. Паника поглощает жалкие остатки кислорода, но я не могу сдержаться, судорожно втягиваю в себя воздух и глухо воплю. Я не даюсь тащить меня, падаю наземь, сильно ударившись коленями о бетон. Снова кричу.

– Какого черта? – шипит Логан. Все шипит, чтобы не нашуметь, ведь он тут живет, попадется кому-то на глаза – его узнают. Я кричу еще громче – эх, если бы мама не поспешила уехать, – но удар в живот вышибает из меня воздух, опрокидывает на бетон.

Кто-то поднял меня и понес. Я задыхаюсь, не могу больше сражаться.

– Ты обещал не бить ее.

Девчачий голос. Мороз по коже. Это Колин.

За что она мстит? За то, что в тот день я не поздоровалась? За то, что ее мама изувечила себе пальцы? И это моя вина? Козел отпущения для общества, а теперь и для всех знакомых. Любые их беды – моя вина. Причина не в их выборе, не в их поступках, не в их ошибках. Бараны.

– А что мне делать? Орет на всю округу! – злобно огрызается Логан. Ясно, это он меня несет.

Я пытаюсь брыкаться и слышу смех.

– Визжит как свинья! – злобно хохочет Наташа.

Распахнулась дверь машины.

– Сюда ее, быстро. – Снова мужской голос, но его я не узнаю. Сколько их тут? Страх накрыл меня: что они со мной сделают?

– Ты же не собираешься ее убить? – вдруг спохватывается Колин, и я жалобно вскрикиваю.