litbaza книги онлайнСовременная прозаИсповедь бывшей послушницы - Мария Кикоть

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Перейти на страницу:

— Это на голубом уазике? Знакомый просто, никакой это не мужик.

— Да они уже не первый год встречаются, когда она здесь бывает. Он к ней и в больницу приезжал, когда она там с пневмонией лежала, привозил ей подарки.

— Да ну, не верю я во все это.

— Ну и не верь. А я тебя предупредила: ничего ей не рассказывай, а главное — не ругайся с ней, иначе пожалеешь.

Мне трудно было поверить, что можно, будучи инокиней, встречаться с мужчиной. Хоть я и видела, что голубой уазик приезжает каждый день на поле, где м. Ксения пасет коров, но я предпочла думать, что они просто дружат. М. Ксения тоже говорила, что Володька — небольшого роста мужичек лет сорока пяти с большими задумчивыми глазами — ее друг. М. Ксения несколько раз просила его помочь нам в хозяйстве: заколось телку, прибить вагонку в прихожей, починить трактор, он всегда соглашался и помогал. На нее он смотрел с большим удовольствием, даже восхищением, делал все, что она просила.

Как-то в воскресенье Пантелеимона, м. Матрона и Галя с Наташей уехали в монастырь, там был очередной «матушкин» праздник, на который обязательно нужно было явиться с букетом и подарками. Я, м. Евфрасия и м. Ксения остались в скиту. М. Ксения не ходила на наши службы, все уже к этому привыкли, поэтому мы с Евфрасией пошли служить, а Ксения осталась у себя в келье. На улице шел проливной дождь, коровы стояли дома. В середине повечерия я вышла к себе за нотами. Пока искала ноты, посмотрела в окно. Там была странная картина: под проливным дождем м. Ксения изо всех сил катила за ворота тачку, груженую мешками с комбикормом. Я поняла, куда она это везет. Несколько дней назад к нам заходила «бабка», так мы ее звали, наша соседка, и просила продать ей комбикорма. Пантелеимона отказала, потому что у нас самих было немного. М. Ксения с этой соседкой общалась. Ясно было, что она сама решила «толкнуть» комбикорм. Я подождала, пока Ксения вернется, потом одела дождевик, взяла тачку и пошла к «бабке». Бабкины ворота были открыты, а мешки лежали под деревом, укрытые пленкой. Я погрузила их на тачку и повезла обратно на коровник. Я надеялась тихонько вернуть комбикорм в коровник, чтобы никто ничего и не понял. Тут выбежала «бабка» и начала проклинать меня и мою жадность. Деньги Ксении она уже заплатила, хотя знала, что та не отдаст их в общую казну. Она бежала за мной до самого коровника, осыпая проклятиями. Ксению мы в тот вечер не нашли, она ушла в деревню к своему другу и позвонила оттуда в монастырь Матушке. На следующий день меня вызвали к игумении.

Глава 40

Я прихала в монастырь, готовая ко всему. Чтобы не бояться Матушки и позорно не трястись в ее присутствии, я выпила несколько успокаивающих таблеток. В это время Матушка как раз была у себя в игуменской. Там же я увидела м. Серафиму, м. Селафиилу, м. Еслисавету и еще несколько сестер. Когда я вошла и встала на колени перед Матушкой, она сразу спросила меня:

— Ну что, Маша у вас там с Пантелеимоной? Шашни крутите? Дружбочки?

Я сначала не поняла, о чем речь, но потом до меня дошло, что именно Ксения сказала Матушке.

— Да, Матушка, мы общаемся, она же старшая.

— Лучше бы помыслы писала своей старице, чем непонятно с кем общаться. (Напомню, что «старицей», то есть старцем без бороды, м. Николая называла себя).

Я подумала, что лучшая оборона — это нападение:

— Матушка, что благословите делать? М. Ксения ворует с коровника комбикорм и продает его в деревню.

Матушка смутилась, потому что обвинение в воровстве слышали другие сестры. Она начала тихим голосом объяснять мне, что Ксения не совсем в своем уме, блаженная, подвижница, ее поступки нам нельзя критиковать. Даже если она ворует — это часть ее подвига, если ее этого лишить — она погибнет. Чтобы я не сказала еще чего, Матушка предпочла меня срочно отослать обратно в Рождествено.

Ксения больше не разговаривала ни со мной, ни с Пантелеимоной, которая тоже отчитала ее за эти мешки и запретила ходить к Володьке. Ксения стала общаться с Наташей, хотя до этого говорила про нее гадости. Не знаю, что они вдвоем писали Матушке, но та звонила чуть ли не каждый день Пантелеимоне на мобильный и ругала ее и меня за то, что мы якобы состоим в блудных отношениях друг с другом. Никакие доводы не помогали: Матушка указывала на то, что два человека (Ксения и Наташа) пишут об одном и том же. То, что они могли договориться, в расчет не принималось. Матушке такой поворот событий был на руку: нужно было доказать, что от долгой жизни в скитах люди развращаются, а не спасаются. И еще это был повод вернуть меня обратно в монастырь. Ей не давало покоя то, что я по своей воле уехала в этот скит, она грозилась забрать меня обратно.

В разгар этих событий к нам в скит приехал батюшка Афанасий. Он ездил на Афон (его чада часто возили его в паломнические поездки). Батюшка был отдохнувший и довольный. Он знал, что у меня проблемы. Мы уединились с ним в гостевой келье и проговорили, наверное больше двух часов. Я говорила, что Матушка хочет вернуть меня в монастырь, но я вернуться не могу. Остаться здесь я тоже не могу, потому что, хоть это и Епархиальное подворье, сестры находятся на послушании у м. Николаи и она вольна делать с ними все, что угодно. Домой поехать я не могу, потому что мне хочется все-таки жить по-монашески. Я просила Батюшку поговорить с м. Николаей, попросить ее оставить меня в покое, позволить жить здесь. Батюшка сказал, что этого он сделать не может. Может быть он просто не хотел вмешиваться во все это. Он советовал мне слушаться Матушку, читать святых отцов, больше молиться и уповать на Бога. Все как всегда. Батюшка подарил мне коробочку ладана и уехал, а на следующий день, вечером, м. Николая благословила мне вернуться в монастырь с покаянием, как блуднице.

Глава 41

Мне это благословение передала Пантелеимона. Я ответила, что в монастырь я не вернусь, это просто невозможно. Она уговаривала меня не делать глупостей и послушаться. Я ушла к себе, села на кровать и начала думать, что же делать дальше. Нервы сдавали, меня всю трясло, даже до спазмов. Я выпила две таблетки феназепама, чтобы заснуть, но они не помогли. Я выпила еще две, заснула, но через несколько часов проснулась в ужасе. Все тело сводили нервные судороги, голова раскалывалась, сердце оглушительно стучало. Я выпила корвалол и еще две таблетки феназепама.

Очнулась я в машине, меня куда-то везли. Я опять вырубилась, помню только, как обнаружила себя лежащей на спине на чем-то твердом. Кто-то хлопнул меня по щеке, потом я почувствовала, как ни с того ни с сего меня сильно ущипнули за грудь. Было больно, но я не смогла даже открыть глаза. Стало ясно, что это больница, я хотела сказать что-то, но не могла. Я слышала, как рядом Пантелеимона объясняла, что нашла у меня таблетки и что она не знает, сколько точно я выпила. Я пыталась сказать, что выпила совсем чуть-чуть, что это все просто ерунда, но не могла даже пошевелиться. Потом меня повезли в реанимацию и там какой-то доктор начал приводить меня в чувство. Я слышала каждое его слово, но не могла не то что говорить, даже открыть глаза. Слышала, как говорили, что монашка напилась таблеток. Как-то очень оперативно и совсем не больно промыли желудок. Я только услышала, как доктор сказал:

1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?