— Матушка, простите, — она посмотрела на меня грозно за то, что я осмелилась ее перебивать, — Можно мне выйти?

— Нельзя, сначала дослушаешь.

Я не могла больше терпеть:

— Матушка, я скоро вернусь, простите, — и пошла к двери.

Идти оказалось тяжелее, чем стоять: столы, стулья и пол кружились и перед глазами. Пришлось цепляться за спинки стульев, а потом за стенку. За спиной и услышала Матушкино:

— Ой-ой, — видимо на нее эта картина произвела впечатление.

В туалете я стояла некоторое время в тупом оцепенении и не могла решить, что же нужно делать дальше. Потом пошла в келью собирать вещи, решила уйти. За этим занятием меня застала м. Серафима — Матушка послала ее ко мне.

— Уходишь?

— Да, хватит с меня этого вранья.

— Тогда тебе нужно зайти к Матушке за паспортом.

Мы пошли в игуменскую. Матушка сидела за столом. Я опустилась рядом. Стоять на коленях не получалось, и я просто села на пол.

— Ну что, сбежишь со второго монастыря? — она знала, что два года я провела в Сибири, в монастыре Архангела Михаила, а потом приехала сюда.

— Да.

— И куда ты пойдешь? В мир? Или в третий монастырь? Думаешь, тебе там лучше будет?

— Не знаю. Но тут я больше не могу.

— В миру ты тоже не сможешь. А что ты батюшке своему скажешь? Что сбежала? А перед Богом как будешь отвечать?

Интересно, что словосочетание «уйти из монастыря» обычно в этих случаях не употреблялось. Всегда об ушедших говорили «сбежала из монастыря», «беглая монашка», «сбежавшая» и т. д. Получалось, что никак нельзя просто и без скандала покинуть монастырь. Только если сбежать.

— Я здесь не могу. Можно мне забрать паспорт?

— Ты чего, таблеток напилась?

— Спирта.

— Какого еще спирта? Подумай хорошенько, прежде чем сбежать, как бы не пришлось потом сожалеть. Обратно я тебя приму, только опять придется начинать все сначала — трудницей.

Я молча смотрела в пол.

— Ну хорошо, а если я тебя в скит отправлю? Можешь выбрать любой. Хочешь в Рождествено, тебе же там понравилось?

— Благословите, Матушка. Но в монастырь я больше не вернусь.

— Тогда едешь в Рождествено, как только будет машина. А пока будешь, как я сказала, ходить на коровник без служб и отдыха.

Все эти коллективные занятия и разборки наводили на мысли и вопросы. Для меня было непонятно: как так получалось, что вполне здоровые и отнюдь не глупые люди готовы были исполнять любые приказы (благословения) Матушки, даже те, которые причиняли боль и страдания другим, таким же, как они, сестрам? Во время занятий «верные» Матушке сестры по ее указанию всей гурьбой набрасывались на ту сестру, которую Матушка в данный момент ругала, даже если не имели против этой сестры ничего личного. Вместе с Матушкой они ругали и унижали ее. Часто по приказу даже те сестры, которые между собой дружили, начинали наговаривать друг на друга. Никогда никто ни за кого не заступался. Сестры вполне добровольно делали, говорили, и что самое удивительное, думали так, как благословляла Матушка, исходя из ситуации и матушкиных личных, часто весьма неприкрыто-корыстных, соображений. Редко кому было жалко ту, которую Матушка ругала.

Все это напоминало кукольный театр. Если Матушка кого-то хвалила, остальные тоже были дружелюбны и общительны с этой сестрой. Если же Матушка выражала свое неодобрение чьим-то поведением, а это обязательно было публично, во время занятий, то и весь остальной коллектив начинал проявлять к этой сестре холодность, даже враждебность, многие сестры переставали на послушании разговаривать с этой сестрой, в чем-либо ей помогать, а часто и вредили.

М. Николая прикрывала свою деятельность евангельскими заповедями и писаниями святых отцов, преимущественно греческих. Все ее приказы якобы исходили не от нее самой, а являлись волей Божией. «Хочешь знать, что думает о тебе Бог — спроси своего наставника». Во-первых было непонятно: откуда ей известна воля Божия, она же не святая, что бы там она о себе ни утверждала. Во-вторых тем более непонятно: как Бог мог изъявить свою волю на то, чтобы сестры наговаривали друг на друга, врали, доносили и рвали неугодных Матушке сестер на куски во время занятий? Стравливать сестер друг с другом Матушка любила. Когда она наказывала сестру по чьему-либо доносу, она всегда говорила имя той сестры, которая донесла.

Получалось так: чтобы нормально существовать в этой монастырской системе, сестра должна была слушаться Матушку, более того, стараться ей угодить и показать свою «верность», «преданность» и даже «любовь». Да, многие сестры именно признавались Матушке в любви в помыслах или прямо на занятиях, пуская в ход слезы для убедительности. Матушка при этом жеманно улыбалась, и говорила, что любовь к наставнику в духовной жизни вовсе не обязательна. В то, что они и вправду могут любить Матушку, мне не верилось. Невозможно любить такого человека, который сегодня тебя гладит по голове, а на следующий день по чьему-то доносу или просто для устрашения остальных спускает на тебя собак. Думаю, Матушка и сама не очень-то верила этим признаниям, но они были частью этого театра.

Матушка контролировала сестер, как марионеток, влезая не только во все аспекты их существования, но и в их взаимоотношения с родственниками, в письма, мысли, воспоминания и даже в сны. Да, сны тоже надо было исповедовать лично Матушке. За «блудные» сны полагалась епитимья. Считается, что такие сны приходят от бесов, если сестра в чем-либо грешит.

Сестры верят, что это послушание для них спасительно. Чтобы понять действенность этой практики достаточно понаблюдать за теми, кто прожил в монастыре 20, 30 и более лет. Я лично не видела ни одного человека, по крайней мере в тех монастырях, где жила сама, которому эта практика помогла бы стать лучше, ближе к Богу или получить хоть какие-то духовные добродетели и дары, которые так щедро рекламируются в книжках. Как правило, мзду получает только верхушка этой пирамиды, и то мзду не духовную, а вполне материального свойства. Остальные адепты послушания получают в лучшем случае тяжелую и однообразную жизнь, полную трудов и эмоционального напряжения, а также невроз и букет разных болезней психосоматического характера. Более того, я заметила, как после даже непродолжительного пребывания в стенах монастыря новые сестры становились гораздо хуже в моральном и духовном плане. Некоторые не сразу начинали ябедничать, доносить, следить за другими, «любить» Матушку, сначала они были даже против этого. Но чем дольше они жили в монастыре, тем больше пропитывались этой заразой и начинали подражать старшим сестрам, у которых это поведение было уже на автоматизме.

В этой главе, кому интересно, я выписала те признаки, по которым можно отличить деструктивную (по отношению к личности человека) секту от обычного сообщества или группы людей. Эта информация интересна, я думаю, только тем, кто имел реальный опыт монашеской жизни, чтобы до конца осознать: что же, собственно, с вами там делали. Остальные могут эту главу пропустить.