Поэтому Зоя и не хотела брать ее с собой. Хорошо натренированный гриш ни за что бы не допустил такой ошибки. Нина поступила как идиотка, но не собиралась становиться еще и предательницей. Она молила дрюскелей на каэльском, а не равкианском, и не кричала о помощи ни когда они связали ей руки, ни когда угрожали, ни когда закинули ее в шлюпку, как мешок с просом. Ей хотелось вопить от страха позвать Зою, умолять кого-нибудь спасти ее, но она не стала рисковать жизнью других. Дрюскели отвезли ее на корабль, пришвартованный неподалеку от берега, и затолкали в клетку в трюме, полную других пленных гришей. Вот тогда начался ужас.

Ночь и день слились воедино в сыром чреве корабля. Руки пленников были туго связаны, чтобы они не могли воспользоваться своим даром. Кормили их черствым хлебом, кишащим долгоносиками, которого хватало только на то, чтобы поддерживать в них жизнь. Питьевую воду приходилось расходовать очень осторожно, поскольку никто не знал, когда они получат ее в следующий раз. Там не было отхожего места, поэтому смрад, исходящий от тел и испражнений, стоял невыносимый.

Иногда судно бросало якорь, и дрюскели возвращались с очередным пленником. Фьерданцы стояли перед их клетками, ели, пили и издевались над их грязной одеждой и мерзким запахом. Как бы это ни было ужасно, гораздо больше пугало то, что ждало их впереди – инквизиторы Ледового Двора, пытки и неминуемая смерть. Нине снилось, как ее сжигали заживо на костре, и она просыпалась с криком на устах. Кошмары, страх и головокружение от голода смешивались воедино, и вскоре она начала сомневаться, что реально, а что – нет.

Однажды дрюскели собрались в трюме, одетые в свежевыглаженные, украшенные серебром черные мундиры. У каждого на рукаве была вышита голова белого волка. Они выстроились в шеренгу и встали по стойке смирно, когда вошел их командир. Он был, как и все, высоким, но в отличие от других носил аккуратную бородку. Его длинные светлые волосы уже начинали седеть на висках. Офицер прошелся по трюму и остановился перед пленниками.

– Сколько? – спросил он.

– Пятнадцать, – ответил златовласый парень, который поймал Нину. Она первый раз увидела его в трюме.

Командир прочистил горло и убрал руки за спину.

– Меня зовут Ярл Брум.

Нина вздрогнула от страха и почувствовала, как он отзывается в душах других гришей в клетке – предупредительный сигнал, к которому никто из них не мог не прислушаться.

В школе Нина была одержима дрюскелями. Они были чудовищами из ее кошмаров, со своими белыми волками, безжалостными ножами и конями, которых они разводили специально для сражений с гришами. Вот почему она очень прилежно изучала язык и культуру фьерданцев. Так она готовилась к встрече с дрюскелями и к грядущей битве. Ярл Брум был худшим из них.

Он – легенда, монстр, прячущийся во тьме. Дрюскели существовали сотни лет, но под руководством Брума их силы удвоились, а их действия стали куда более изощренными. Он изменил систему их обучения, разработал новые методы по искоренению гришей из Фьерды, просочился через равкианскую границу и начал отлавливать гришей-изгоев на других землях. Даже нападал на корабли работорговцев, «освобождая» пленников с одной лишь целью: заковать их снова в цепи и отправить во Фьерду, где их ожидали суд и казнь. Нина представляла, как однажды встретится с ним в качестве воина-мстителя или хитроумного шпиона. Но никогда в своих фантазиях она не сидела напротив него в клетке, умирая от голода, со связанными руками и одетая в лохмотья.

Брум, похоже, знал, какое впечатление произведет его имя. Он выдержал паузу, прежде чем обратиться к ним на идеальном каэльском:

– Перед вами стоит новое поколение дрюскелей – священный орден, которому поручено защищать суверенную нацию Фьерды, искореняя ваш род. Они отвезут вас во Фьерду и передадут в руки правосудия, тем самым заслужив офицерский чин. Они – самые сильные и лучшие из нас.

«Головорезы», – подумала Нина.

– Когда мы доплывем до Фьерды, вас допросят и будут судить за ваши преступления.

– Пожалуйста, – взмолился один из пленников. – Я ничего не сделал. Я обычный фермер. Я не причинял вам зла.

– Ты оскорбляешь Джеля самим своим существованием, – ответил Брум. – Паразит на этой земле. Ты кажешься миролюбивым, но как насчет твоих детей, которым ты можешь передать свою демоническую силу? Как насчет их детей? Я лучше буду милосердным по отношению к беспомощным мужчинам и женщинам, которые пострадали от мерзких деяний гришей.

Затем он повернулся к дрюскелям:

– Хорошая работа, ребята, – сказал он на фьерданском. – Отплываем в Джерхольм немедленно.

Дрюскели едва не лопались от гордости. Как только Брум вышел из трюма, они начали хлопать друг друга по спине и смеяться от облегчения и радости.

– Действительно хорошая работа, – сказал один из них. – Пятнадцать гришей будет доставлено в Ледовый Двор!

– Надеюсь, мы заслужим повышение…

– Ты же знаешь, что да.

– Хорошо, а то мне надоело бриться каждое утро.

– Отращу бороду аж до пупка!

Затем один из фьерданцев просунул руку в клетку и схватил Нину за волосы.

– Мне нравится эта, все еще симпатичная и кругленькая. Может, откроем дверь и завалим ее?

Парень с золотистыми волосами отдернул руку товарища.

– Да что с тобой не так? – впервые подал он голос с момента ухода Брума. Легкий прилив благодарности тут же испарился, как только он добавил: – Ты бы стал спать с собакой?

– А как эта собака будет выглядеть?

Остальные залились гадким смехом и пошли наверх. Парень, который сравнил ее с животным, уходил последним, и, в тот момент, когда он собирался уже выйти в коридор, Нина обратилась к нему на чистом, идеальном фьерданском:

– За какие преступления?

Он замер и оглянулся, его голубые глаза горели ненавистью. Нина даже не вздрогнула.

– Откуда ты знаешь мой язык? Ты служила на северной границе Равки?

– Я каэлка, – соврала она, – и говорю на всех языках.

– Очередное колдовство.

– Если под колдовством ты подразумеваешь сокровенную практику чтения. Твой командир сказал, что нас будут судить за наши преступления. Я хочу, чтобы ты объяснил, в каких преступлениях меня обвиняют.

– Вас всех будут судить за шпионаж и преступления против народа.

– Мы не преступники, – отозвался сидящий на полу фабрикатор на ломаном фьерданском. Он находился здесь дольше всех и был настолько слаб, что не мог встать. – Мы – обычные люди. Фермеры, учителя…

«Не я, – мрачно подумала Нина. – Я – солдат».

– Будет судебное разбирательство, – ответил дрюскель. – К вам отнесутся справедливее, чем вы того заслуживаете.

– И сколько гришей за все это время признали невиновными? – спросила Нина.