Фабрикатор застонал.

– Не провоцируй его. Тебе не изменить его убеждений.

Но она вцепилась в прутья связанными руками и повторила:

– Сколько? Скольких вы отправили на костер?

Он повернулся к ней спиной.

– Стой!

Но парень не обернулся.

– Стой! Пожалуйста! Просто… принеси хоть немного свежей воды. Ты бы не стал так мучить даже своих псов.

Фьерданец замер, взявшись рукой за дверь.

– Мне не стоило так тебя называть. Собаки хотя бы знают, что такое преданность. Верность своей стае. Назвать тебя собакой – оскорбление для них.

«Я скормлю тебя стае голодных псин», – подумала Нина. Но вместо этого сказала:

– Воды. Пожалуйста.

Он скрылся в коридоре. Она услышала, как парень взбирается по лестнице и с грохотом закрывает люк.

– Не трать на него воздух, – посоветовал фабрикатор. – У него нет к тебе чувства жалости.

Но через некоторое время дрюскель вернулся с оловянной кружкой и ведром свежей воды. Он поставил его в клетку и закрыл дверь без лишних слов. Нина помогла фабрикатору напиться, держа для него кружку, а затем и сама выпила из нее. Ее руки так тряслись, что половина воды вылилась ей на рубашку. Фьерданец отвернулся, и Нина с удовольствием отметила, что смутила его.

– Я бы убила за возможность принять ванну, – дразнила она. – Ты мог бы меня помыть.

– Не разговаривай со мной, – прорычал он, направляясь к выходу.

Больше он не возвращался, и следующие три дня гриши просидели без свежей воды. Но когда началась буря, эта кружка спасла Нине жизнь.

Подбородок Нины опустился на грудь, и девушка резко проснулась. Когда же она успела отключиться?

В коридоре стоял Матиас. Он заполнял собой все пространство дверного проема. Парень был слишком высоким, чтобы чувствовать себя комфортно в трюме. Как давно он за ней наблюдал? Нина быстро проверила пульс и дыхание Инеж и с облегчением отметила, что ее состояние стабильно.

– Я спала?

– Дремала.

Девушка потянулась, пытаясь стряхнуть с себя усталость.

– Ну, хоть не храпела? – Он ничего не сказал, просто смотрел на нее своими ледяными глазами. – Тебе позволили воспользоваться бритвой?

Его руки в кандалах потянулись к свежевыбритой челюсти.

– Это Джеспер сделал.

Похоже, он позаботился и о волосах Матиаса. Светлые, слишком отросшие пряди, создававшие беспорядок на его голове, тоже подстригли. Теперь они были очень короткими – золотистый пушок, открывающий вид на порезы и синяки, полученные в последней битве в Хеллгейте.

«Наверное, он рад был избавиться от бороды», – подумала Нина. Пока дрюскель не выполнит персонального задания и не заслужит звания офицера, он должен оставаться гладко выбритым. Если бы Матиас доставил Нину на суд в Ледовом Дворе, он бы получил это звание и стал бы носить голову серебристого волка как офицер дрюскелей. Нину тошнило от одной мысли об этом. «Поздравляем с вашим недавним повышением до звания убийцы». Это помогло ей вспомнить, с кем именно она имеет дело. Девушка выпрямилась и подняла голову.

– Хье марден, Матиас?

– Не делай этого.

– Хочешь, чтобы я говорила на керчийском?

– Я не хочу слышать свой родной язык из твоих уст. – Его взгляд опустился на ее губы, и она невольно покраснела.

С мстительным удовольствием Нина продолжила на фьерданском:

– Но тебе всегда нравилось, как я говорю на твоем языке. Ты сказал, что у меня нет акцента.

Это была правда. Он любил ее произношение, она тянула гласные, как настоящая принцесса, – благодаря учителям из Малого дворца.

– Не дави на меня, Нина. – Керчийский Матиаса был отвратительным – жесткий, гортанный выговор воров и убийц, с которыми он познакомился в тюрьме. – Это помилование – сон, за который трудно удержаться. Гораздо легче вспоминается твой пропадающий пульс, когда мои руки сомкнулись на твоей шее.

– Ну давай попробуй, – сказала Нина звенящим от ярости голосом. Она устала от угроз. – Сейчас мои руки свободны, Хельвар. – Она согнула пальцы, и Матиас ахнул – его сердце пустилось в галоп.

– Ведьма! – сплюнул он, хватаясь за грудь.

– Ну же, ты ведь можешь придумать что-нибудь получше. К этому времени у тебя наверняка набралась сотня имен для меня.

– Тысяча, – прохрипел парень, и на его лбу выступили капельки пота.

Внезапно смутившись, Нина расслабила пальцы. Что она делала? Наказывала его? Играла с ним? У него было полное право ее ненавидеть.

– Уходи, Матиас. Мне нужно приглядывать за раненой. – Она сосредоточилась на температуре тела Инеж.

– Она выживет?

– Тебя это волнует?

– Конечно, волнует. Она – человек.

Нина сразу поняла, на что он намекал. Она – человек… в отличие от тебя. Фьерданцы не верили, что гриши тоже люди. Их даже не ставили на одну ступень с животными, а воспринимали как что-то низкое и демоническое, как паразитов, как какую-то мерзость.

Она дернула плечом.

– Не знаю. Я сделала все возможное, но мой талант не в этом.

– Каз спрашивал, отправит ли «Белая роза» делегацию на Рингкеллу.

– Ты знаешь дом «Белой розы»?

– Западный Обруч – любимая тема для обсуждений в Хеллгейте.

Нина замерла. Затем, не сказав ни слова, закатала рукав рубашки. На внутренней части ее предплечья сплелись две розы. Она могла бы объяснить, что там делала, рассказать, что никогда не зарабатывала на жизнь своим телом, но это его не касалось. Пусть думает что хочет.

– Ты выбрала такую работу?

– «Выбрала» это сильно сказано, но да.

– Почему? Зачем ты осталась в Керчии?

Девушка потерла глаза.

– Я не могла бросить тебя в Хеллгейте.

– Ты меня туда и засадила.

– Это была ошибка, Матиас.

Его взгляд вспыхнул от гнева, напускное спокойствие мгновенно испарилось.

– Ошибка?! Я спас тебе жизнь, а ты обвинила меня в работорговле!

– Да, – признала Нина. – И почти год я пыталась найти способ, как все исправить.

– Ты хоть когда-нибудь говоришь правду?

Она устало откинулась в кресло.

– Я никогда тебе не врала и не буду.

– Первые слова, которые ты мне сказала, были ложью. На каэльском, насколько я помню.

– Сказанные прямо перед тем, как ты схватил меня и запихнул в клетку. Думаешь, это был подходящий момент для правды?