Передышка для местных жителей оказалась краткой. Вскоре к Онеге подошел капитан Уортон на мониторе большего тоннажа и издалека выпустил по городу несколько пятнадцатидюймовых снарядов. Звук, с которым они летели, напоминал рев скорого поезда, проносящегося по тоннелю, а от их взрывов в радиусе нескольких миль содрогнулась земля и были разрушены многие дома. Перед местной церковью образовался огромный кратер, от чего здание покосилось под опасным углом наподобие Пизанской башни.

Бомбардировка оказала деморализующее действие на население, и лишь через несколько часов после того, как силуэт монитора скрылся за горизонтом, местные жители отважились выйти из укрытий. Пораженные ужасом, они разбились на группы и обсуждали ущерб, едва ли помышляя о немедленной мести. К сожалению, у нас не было под рукой войск, чтобы воспользоваться этим очевидным замешательством, и пришлось упустить эту возможность, ограничившись пристальным наблюдением. Однако результат предварительной бомбардировки открывал отличную дорогу для наших будущих операций.

В начале августа ситуация осложнилась в связи с тем, что союзники на севере России получили категорический приказ готовиться к полной эвакуации. Мне пришлось устроить штаб в Сумском Посаде, чтобы находиться в постоянном контакте с Кемью и решать сотни административных вопросов, связанных с управлением округом и Карельским полком.

В Кеми в это время Батлеру пришлось работать практически без сна и отдыха. К счастью, на его здравый смысл вполне можно было положиться, что снимало часть бремени с моих плеч.

По идее, не меньшее напряжение в это время должно было царить и в штаб-квартире главнокомандующего в Мурманске, однако складывалось впечатление, что их внезапно поразил недуг легкомыслия. Это проявилось в целом ряде эпизодов. Одним из них стала отправка мне некого животного в ответ на мою просьбу срочно прислать коня. До этого мне приходилось ездить на одной из артиллерийских лошадей Лака, но мой новый конь… Это было нечто! Его холка была длиннее, чем у любого животного, кроме жирафов из Лондонского зоопарка в Риджентс-Парке, у него была очень короткая и покатая спина, на которой не было места для седла, и все это заканчивалось крупом, украшенным хвостом, который, судя по размеру, должен был принадлежать той-терьеру. В качестве компенсации это существо ростом семнадцать ладоней было в избытке наделено другой крайностью — огромной головой, которую, казалось, грубо вытесали топором и посадили на длинную тощую шею. Его ребра выпирали самым удивительным образом, а ноги напоминали настоящие снегоступы. У нас также имелись подозрения, что у коня было не все в порядке с головой, так как он был сам не свой до газет и старой одежды!

Штаб-квартира долго игнорировала все мои протесты, но, в конце концов, мне удалось привлечь их внимание к тому факту, что просто забраться на это животное было подвигом, который приходилось совершать через окно второго этажа. Я предложил, чтобы в стандартную комплектацию к нему включили раздвижную лестницу. Мы также запросили шесть футов пенькового каната, чтобы изготовить из него искусственный хвост, без которого лошадь была вызовом благопристойности.

Мои неоднократные жалобы в штаб-квартиру, наконец, возымели действие. Я получил заказную посылку, в которой оказались наилучшие пожелания от Маккези и свежий лимон! Пожелания доставили удовольствие лошади, в то время как лимон мы использовали по назначению.

К разочарованию жителей Сумского Посада и окружающих деревень, этот лошадиный комедиант был вскоре спрятан среди других артиллерийских лошадей, и я продолжал эксплуатировать великодушие Лака, пользуясь одной из них. Иногда, если позволяли запущенные дороги, я менял свое средство передвижения на однотонный грузовик Форда. Однако даже в своем лучшем состоянии эти дороги можно было преодолеть лишь с помощью лопаты и лома, которые стали неотъемлемой частью «Форда» и не раз выручали нас, когда мы попадали в огромные выбоины или начинали буксовать.

Лучшая дорога в округе тянулась на протяжении нескольких миль вдоль реки Сумы, и мы воспользовались этим, когда к нам с очередной проверкой приехал майор Маккези. На этот раз он привез с собой отличную и дорогую удочку и большую коллекцию наживок, чтобы проверить свое умение на местном лососе.

Мы выбрали многообещающий водоем и нашли неподалеку прогнившую плоскодонку, которая могла оставаться на плаву с двумя пассажирами в течение двадцати минут до того, как начинала тонуть. Маккези достал свои снасти и приступил к рыбалке.

Мы знали, что в водоеме водится много рыбы — видно было, как она плавает, — однако эта рыба оказалась исключительно скучной и напрочь отказывалась соблазниться любой из самых разнообразных и привлекательных наживок, предложенных ей рыбаком. Через три часа безуспешной ловли терпение Маккези было истощено, хотя его красноречие только возрастало после каждого нового совета, поданного участливыми зрителями. В конце концов, мокрый и разочарованный, он сдался.

Его немного развеселило и заинтересовало наше предложение использовать гранату Миллса, подвешенную над поверхностью воды (мы всегда возили с собой в «Форде» несколько гранат в ящике для инструмента на случай непредвиденных ситуаций), но когда он понял, каким образом мы хотим добыть из воды улов, он ужаснулся. К его чести, надо признать, что он крайне неодобрительно отнесся к нашим браконьерским методам — однако он все же не оказался пуристом настолько, чтобы отказаться от своей доли улова.

На обратном пути Маккези мрачно наблюдал, как маленькие дети с легкостью таскали рыбу за рыбой крючками из проволоки.

Жители Сумского Посада ловили лосося с помощью общественных ловушек, которые плелись из ивовых прутьев и опускались на дно у быстрин рядом с верхним мостом. Рыбу чистили и коптили в домиках, возведенных на сваях вдоль берега реки, — они придавали деревушке почти венецианский вид.

Я остановился на постой в маленьком домике, хозяин которого был старовером. Я так и не смог понять, в чем точно заключались догматы его веры. Какое-то время я не подозревал, что моим хозяевам причиняла много страданий моя почти неосознанная привычка свистеть по утрам. Оказалось, что свист, согласно их верованиям, был музыкой дьявола; таким образом, все внешние признаки говорили о том, что я был одержим и душой, и телом. Они прикрыли одеждой домашние иконы и потушили лампы, стоящие рядом с ними. В конце концов, в мое отсутствие пришел местный священник и провел полный обряд по изгнанию злых духов.

Что-то было не так, но я никак не мог понять, что именно. Пришлось спросить у Григория, и когда он объяснил мне причину их бедствий, я стал воздерживаться от звуков, нарушающих душевное спокойствие моих хозяев. Как следствие, священник добился успеха, который, наверно, превзошел его самые смелые ожидания.

Со свистом были связаны какие-то суеверия во всей России. Русские солдаты никогда не пользовались им, чтобы подбодрить себя во время переходов — вместо этого они, предварительно назначив кого-либо солистом, пели хором.

Сумский Посад был приятным местом, имевшим много достоинств. Здесь мы могли достать свежие овощи, масло, сливки, яйца, а из ближних деревень нам даже привозили белую малину — деликатесы, которых мы почти не видели с того времени, как покинули Англию. В этих местах жили зажиточные крестьяне, мелкие земельные собственники, чьи наделы располагались неподалеку от главной деревни, что было типично для севера России, где практически не встречались отдельные фермы. Их жилища были чистыми и добротными, с полными закромами и хорошей мебелью, и сами люди чувствовали себя уверенно и комфортно. Добрые и гостеприимные, они были приверженцами «старой веры», что было заметно по большому количеству деревянных крестов во всех значимых местах в округе. От православных они отличались тем, что к основанию прикреплялись две поперечных перекладины, а также украшения из цветной ткани, особенно во время праздников.