– Создавая свою кибернетическую копию, вы способствуете своему радостному бесстыдству, – прочитал опоздавший бородач.

Джейсон прервал его:

– На самом деле там должно быть «радостное бессмертие».

– Здесь написано «бесстыдство».

– Нет, там определенно должно быть «бессмертие».

– Да нет тут такого.

– Не понимаю, как это могло…

Парень поднес свою копию буклета ближе к Джейсону, чтобы тот мог лучше увидеть.

– О да, прошу прощения, моя ошибка, – ответил Джейсон без особого раскаяния.

Мы продолжали читать вслух еще около пяти минут, каждый по очереди декламируя то, во что ни один из нас, скорее всего, не верил и чего не понимал: что нам никогда не следует прощаться с умершими близкими, ведь мы снова встретимся с ними в киберпространстве; что жизнь в эмулированном окружении лучше «сырой» жизни благодаря «удалению» страдания, и все в таком духе. Чем больше мы читали, тем меньше смысла я улавливал. Это был непроходимый поток сознания, перегруженный изобилием голословных утверждений. Эффективное бессмертие достигается путем распространения по всей Галактике и Вселенной закодированных данных эмуляции реальности. Природа удостоилась сохранения самой себя в исходном состоянии бессмертной радости и счастья.

Наконец, Джейсон объявил окончание вечернего чтения и спросил, есть ли у кого-нибудь вопросы. Поскольку я уже признался в том, что пишу книгу, я понимал, что профессиональный долг обязывает меня спросить что-то об этом движении, но ничего не приходило в голову. Я все еще был переполнен впечатлениями от неудержимого потока утверждений, который только что завершился.

– Тогда вопросов нет? – уточнил Джейсон.

Старый хиппи неуверенно поднял руку.

– У меня вопрос, – сказал он. – Можно мне кусочек пиццы?

В полной тишине он прошелся до круглого подноса на колесиках, на котором была выложена пицца, и вернулся на свое место с кусочком пепперони с сыром. Он ел и пролистывал буклет, а затем положил его на ладонь. Продолжая жевать пиццу, он спросил Джейсона, почему в буклете нет веб-адреса.

– Вот я приду домой, и мне захочется посмотреть обо всем этом, о Терасеме. Я не знаю, как найти сайт.

– Полагаю, вы можете просто загуглить «Терасем»? – ответил Джейсон, больше не пытаясь скрыть свое недовольство таким шутливым отношением этого опоздавшего хиппи к его встрече, к его движению, к его вере.

– Да, хорошо, конечно. Но только с точки зрения рекламы или как-то так, наверное, было бы хорошо иметь этот веб-адрес. Просто ради удобства людей, вот и все.

Тогда Джейсон сказал, что нам не отдадут буклеты и что он заберет их у нас после окончания встречи, что произойдет (он посмотрел на часы) довольно скоро.

В этот момент я немного запаниковал. До полудня я довольно интенсивно использовал телефон как мнемонический протез, чтобы сохранить то, что могло понадобиться мне позже и что я не мог доверить своей собственной дефективной памяти: фотографии людей, внешний вид которых я хотел бы потом вспомнить, аудиофрагменты разговоров, случайные короткие видео. Довольно быстро память на телефоне закончилась, и так как я истратил все до цента в роуминге, то не мог получить доступ к своему облачному хранилищу. Единственной возможностью продолжить записывать происходящее на телефон было безжалостное удаление фотографий и видео с женой и сыном. К этому я был не готов.

С тех пор я в значительной степени стал полагаться на собственные бессистемные заметки, наброски впечатлений и цитаты обо всем, что происходило вокруг. Последний час я записывал эти цитаты и впечатления в свою копию буклета Терасема, они были нужны мне для воссоздания картины собрания, поэтому я крайне неохотно вернул его Джейсону. Более серьезной причиной этого нежелания были сами записанные впечатления, которые весьма грубо описывали и Терасем, и Джейсона («Нет ничего такого в проглатывании слогов? Джейсон = какой-то придурок»). У меня и в мыслях не было портить отношения с потенциальным источником информации, и я хотел избавить себя от чрезмерной неловкости, поэтому единственное, что мне пришло в голову в тот момент, – это схватить пиджак со спинки стула и, опустив голову, направиться прямиком к двери, игнорируя любые вопросительные взгляды.

Снаружи, в пустом фойе, склонившись над белоснежным свечением экрана ноутбука, сидел один из мормонов. Я попросил его сказать мне пароль от Wi-Fi, открыл приложение Uber на телефоне и вызвал машину, не имея ни малейшего понятия, где нахожусь – спасибо технологиям за это!

После собрания Терасема я часто думал о «протесте» Джейсона Сю в кампусе Google. Я продолжал думать, в частности, о плакате «Google, пожалуйста, реши проблему смерти». Эта фраза, при всей ее абсурдности, казалось, заключала в себе странную концентрацию желаний и идеологий, лежащих в основе трансгуманизма, с его верой в силу и благосклонность технокапитализма.

Это был не столько протест, сколько мольба, молитва. Избавь нас от лукавого. Спаси нас от наших тел, от нашего падения. Ибо Твое есть Царство и сила и слава.

Слово «решить» в этом контексте, как мне казалось, воплощало в себе идеологию Силиконовой долины, в соответствии с которой вся жизнь может быть аккуратно расписана на проблемы и их решения благодаря технологиям. Будь то проблема выбора, где стирать свое белье, или рассуждения о сложностях и неопределенности сексуальных отношений, или столкновение с реальностью мысли, что однажды вы умрете. В таком ключе смерть – больше не философская проблема, а технический вопрос. А все технические вопросы предполагают техническое решение.

Я вспомнил, что сказал мне Эд Бойден в Швейцарии: «Наша цель – разгадать мозг».

В предисловии к своей книге 2013 года о науке по продлению жизни Питер Тиль написал, что ключевое различие между компьютерной и биологической науками в том, что «компьютеры включают в себя биты и обратимые процессы», в то время как «биология включает в себя вещества и, казалось бы, необратимые процессы» на грани распада. Вычислительная сила, как он утверждал, будет все больше перетягивать на себя область биологии, позволяя нам «обратить вспять все человеческие недуги так же, как мы исправляем ошибки компьютерной программы». «В отличие от мира вещества, – писал он, – в мире битов стрелка времени может быть повернута назад. В конечном итоге смерть из тайны превратится в разрешимое уравнение».

Разгадать мозг. Решить проблему смерти. Остаться живым.

Среди исследователей продления жизни, получивших финансирование от Тиля, был английский геронтолог Обри де Грей. Он был директором некоммерческой организации SENS (Стратегия достижения пренебрежимого старения) и стал широко известен благодаря разработке методов лечения, которые позволили бы людям продлить жизнь на неопределенный срок. Специфика его подхода заключалась в том, что старение – это болезнь, при этом болезнь излечимая, и что к ней следует относиться соответственно: нужно в судебном порядке преследовать любое содействие нашему общему врагу – смертности – в любом проявлении.