ведет начало от понятия 4-х стихий. Эти образы не были бы столь повсеместными, если бы не обращали нас к глубинам души.

В современном мире понятие об универсальном лишено образности и связывается с чисто абстрактными идеями. Но не значит ли это, что мы значительно обеднели по сравнению с древним человеком, который не отделял своё мышление о предметах от их чувственного восприятия? Ведь с ним говорили, доверяя ему тайны мироздания, те природные явления внешнего мира, которые мы обычно даже не замечаем. Оживляющая, "анимистическая", функция мифа, на которую обращал внимание мифолог Э. Тэйлор, связывает внешний мир с нашей психологией и позволяет нам увидеть его богатство.

Мифы, священные для древних, продолжают жить в нашем сознании и определять наши поступки: если мы увидим это, это поможет нам наполнить высоким смыслом обычную жизнь и так "оживить" (освятить) её (к чему стремился румынский мифолог М. Элиаде). Но чтобы мифологические образы можно было действительно назвать архетипами — первообразами мышления древних и ключевыми понятиями психики современного человека, их следует наполнить тем содержанием, которое несколько шире конкретных образов и идей и составляет изначально нечленимое единство образа и смысла. И здесь хочется отметить, что для действительного проникновения в смысл мифов мало годятся так называемые абстрактные понятия. Так, под. определение плодородия мы можем отнести практически любого бога, и оно ничего не даст ни уму, ни сердцу, кроме разве что смутной радости о том, что древние люди были зависимы от природы по вопросу пропитания, а мы можем об этом забыть — равно как и обо всей их мифологии.

Чтобы понять миф, кроме ментального анализа, требуется развитие эмоционального восприятия. "Для полного понимания мифов древнего мира нужны не одни аргументы и факты, но и глубокое поэтическое чувство"[30], - пишет мифолог Тэйлор. Немецкий философ Шеллинг называет миф прообразом поэзии, которая породила "науку незапамятных времен" и была "матерью философии". Основоположник эмпирической науки Ф. Бэкон говорит о скрытом смысле мифов, в поэтической форме хранящем вечные философские истины. В отличие от древних мифологических, современные абстрактные определения, формирующие язык науки, не имеют устойчивого образа в человеческой душе, а потому не вызывают и непосредственного мыслительного отклика (интереса), что порой лишает исследование перспективы.

Наличие картины пра-образов позволяет уточнить смысл абстрактных понятий. Так, растительное плодородие имеет отношение к смене времен года и смыкается с идеей постоянного преобразования земного мироустройства. Плодородие недр обозначает потенциал животной души, вызывающий её страсти и страдания, и мыслится причиной смерти. Оно в корне отличается от плодородия-изобилия архетипа Венеры, приносящего благополучие и покой, или живительной влаги архетипа Луны, символизирующей самодвижущую внутреннюю силу, соотносимую с идеей личного бессмертия. Та же влага обозначает невидимое безличное рождение и смерть за гранью реальности в архетипе Рыб, размывающем все устойчивые процессы, или вполне явную роль дождя громовержца, организующего земледелие периодическим орошением поля.

Подобно этому, понятие творца, которое обычно ассоциируется у нас с главным богом, в мифологии отнюдь не всегда указывает на него: мы можем отнести к творцам почти всех мужских персонажей с разными основными функциями, и в разном контексте понятие творчества приобретает разный смысл. Выявление этого смысла делает наши представления о мышлении древних более выпуклыми и позволяет сопоставить в различных мифологиях творцов одного типа, противопоставив их другому. Для чего это необходимо? Прежде всего, для понимания того, почему в любой мифологии существует такое богатство персонажей. С нашей современной рациональной позиции хватило бы и двоих: мужчины и женщины, рождающих детей. Но с точки зрения древних это, очевидно, было бы упрощением. Нам следует понять суть многобожия, чтобы интерпретация мифов не сводилась лишь к соединению мужского и женского начал, так как жизнь всегда была полнее этого двоичного противопоставления. Эта суть — в существовании архетипов: устойчивых мыслеобразов, заложивших основу современного понятия души.

Характерно, что все существенные образы богов, выделенные мифологией как наукой, не только хорошо ложатся в ту схему, на которой построена астрология, но и проясняют при этом идеи знаков Зодиака. В свою очередь астрология способствует лёгкому усвоению мифологии, сводя хаотическое множество ее образов в стройную систему, описывающую последовательное развитие человеческого сознания.

Многие традиционные мифологические образы (такие, как божественный кузнец, громовержец, умирающий и воскресающий бог) целиком соответствуют одной планетной мифологеме (в данном случае архетипам Вулкана, Юпитера и Прозерпины). На основании этого мы можем сделать вывод, что природный код астрологии действительно выявляет то основное движение понятий человеческого сознания, которое лежит в основе развития мифологии.

Но архетип — это более ёмкое понятие, чем просто образ: это некоторая изначальная идея, часто соединяющая менаду собой несколько взаимосвязанных образов (примером такой связи может служить Мать-Земля, рождающая детей-растения, которые умирают и воскресают по отношению к ней, что и формирует идею архетипа Девы). Сводя содержательные понятия мифов в систему, астрология помогает раскрыть изначальное наполнение тех или иных образов и этим исключить их произвольную интерпретацию.

В образе каждой мифологемы мы можем выделить разные исторические напластования, как и особенности взгляда на мир жителей различных территорий и культур. Все мифологии проходят подобный путь развития, хотя акценты в разных традициях могут быть различными. Анализ общих тенденций может помочь восстановить не дошедшие до нас фазы эволюции отдельных мифологий и характеристики конкретных персонажей, а также логически завершить прервавшиеся традиции. На мифологию всегда накладывают отпечаток временные и национальные особенности, но главным для понимания её содержания остаётся общечеловеческое зерно, и, как смысловой ключ, астрология могла бы стать хорошей базой для философского понимания и анализа мифов. Архетип как древнейшая и изначальная форма любого понятия строит храм идей таким, как его с самого начала запланировала природа.

Это тем более верно, что слово "храм" восходит к тому же ностратическому корню, что и слово "форма". Постижение архетипов как пра-форм — и сама система астрологии, с какой бы стороны мы её не изучали, неизбежно выстраивает мировоззрение человека — и даже предстает как путь за пределы всех форм, если понята текучая и изменяющаяся суть архетипа.

Понятие архетипа подводит нас и к психологической глубине мифа. В психологии архетипы понимаются как первичные формы, лежащие в основе образов и бессознательно пробуждающие активность воображения. Они проявляются в снах, в искусстве и литературе и являют то единое в человеческом сознании, что связывает его с космосом и вечностью. Юнг пишет об этом так: "Тот, кто говорит архетипами, глаголет как бы тысячей голосов. Он поднимает изображаемое им из мира единократного и преходящего в судьбу вечного, при этом и свою личную судьбу возвышая до общечеловеческой".

Юнгу также