– Вообще-то, гораздо лучше.

Улыбается. У него о-о-очень милая улыбка. Когда он серьезный, лицо немного суровое – четко очерченный лоб, скулы, подбородок – а когда улыбается, видишь только мягкие губы, темные глаза и белые зубы.

Смотрю время в телефоне, чтобы был предлог отвести взгляд, – неожиданно со всей ясностью понимаю, что лежу в постели, волосы взъерошены, а голые ноги лишь отчасти прикрыты одеялом.

– Половина седьмого?

– Ты спала как убитая.

– А чем занимался ты?

Показывает закладку в книге – почти дочитал «Сумерки».

– Белла Свон – популярная женщина для особы, которая заявляет, что очень непривлекательна. Такое впечатление, что все до единого мужчины в книге, кроме отца, в нее влюблены.

Серьезно киваю.

– Да, быть Беллой – дело непростое.

– С блестящими воздыхателями всегда непросто, – соглашается Леон. – Попробуешь наступить на ногу?

– А нельзя до конца жизни валяться в постели?

– Если спустишься на первый этаж, обещаю ужин и виски.

Смотрю в упор. Отвечает совершенно невозмутимым взглядом, и я вдруг понимаю, какой он, наверное, замечательный медбрат.

– Ладно. Только сперва отвернись, я надену штаны.

Леон никак не комментирует тот факт, что видел достаточно и нет никакой нужды прятаться; спокойно поворачивается в кресле и открывает «Сумерки».

«Только не напиваться», – повторяю сам себе который раз и снова прихлебываю из стакана. Виски со льдом. Гадость… Был бы таковым, не скажи Бэбс, что виски за счет заведения – и напиток мгновенно сделался удобоваримым.

Сидим за стареньким деревянным столом с видом на море и чайником, в который воткнута большая толстая свеча. Тиффи от такого подсвечника в восторге. Заводит оживленный разговор с официантами о дизайне интерьера – они именуют его «нутром».

Больная нога, по совету Соки, покоится на стуле. Вторая закинута туда же – Тиффи расположилась практически горизонтально, волосы пламенеют на фоне закатного моря. Словно картина эпохи Возрождения. От виски вернулся румянец и порозовела грудь, которую я против воли разглядываю всякий раз, когда Тиффи не видит.

Весь день думал только о ней, даже до того, как стала тонуть. Поиск Джонни Уайта для мистера Прайора отодвинулся на второй план. На прошлой неделе я, как сказала бы Кей, был на нем «зациклен», а теперь он интересует меня постольку, поскольку в нем участвует Тиффи.

Она рассказывает о родителях. То и дело откидывает голову и, полуприкрыв глаза, убирает волосы назад, на спинку стула.

Тиффи: Прижилась только ароматерапия. Мама сама отливала свечи, но на них не заработаешь, и, в конце концов, она психанула и объявила, что будет покупать их за фунт в магазине распродаж, а нам было запрещено произносить «мы же тебе говорили!» А потом у нее был очень странный период увлечения спиритическими сеансами.

Последняя фраза выводит меня из транса, и я на секунду перестаю рассматривать Тиффи.

Я: Спиритическими сеансами?

Тиффи: Ага, ну знаешь, когда садятся вокруг стола и разговаривают с покойниками.

У стула, на котором покоится ее нога, возникает официант. Смотрит на ногу несколько удивленно, однако молчит. Они здесь ко всему привыкли, включая тонувших девушек, которые ужинают, задрав ноги.

Официант: Пудинг?

Тиффи: О нет, спасибо, я уже объелась.

Официант: Бэбс сказала, за счет заведения.

Тиффи, без малейшей паузы: Финиковый с карамелью, пожалуйста.

Я: Мне то же самое.

Тиффи: Бесплатно! Как в сказке! Надо почаще тонуть.

Я: Ой, нет, пожалуйста.

Поднимает на меня взгляд и секунду дольше, чем нужно, смотрит чуть сонными глазами.

Откашливаюсь. Сглатываю. Ищу тему для разговора.

Я: Настоящие спиритические сеансы?

Тиффи: Ах да! Короче, пару лет все шторы в доме были задернуты, и народ за столом говорил «появись!» и «стукни один раз, если “да”, и два раза, если “нет”». По-моему, процентов шестьдесят этих «явлений» были мной, когда я возвращалась из школы и швыряла портфель в шкаф под лестницей.

Я: А потом, после спиритических сеансов?

Задумывается. Официант приносит финиковый пудинг, огромный и утопающий в карамельном соусе. Тиффи радостно мычит, а я… Нет, смешно просто. Нельзя возбуждаться, когда женщина мычит от удовольствия при виде десерта. Надо срочно взять себя в руки. Отхлебываю виски.

Тиффи, с полным ртом: Она шила занавески. Правда, начальные капиталовложения требовались огромные, и занавески быстро превратились в бумажные салфеточки под торты и пирожные. А уж потом – ароматерапия.

Я: Вот откуда у нас столько свечей!

Тиффи улыбается.

Тиффи: Ага, те, что в ванной, отобраны самым тщательным образом и помогают релаксации.

Я: На меня они производят прямо противоположное действие. Приходится всякий раз их убирать.

Тиффи подносит ложку ко рту и бросает на меня лукавый взгляд.

Тиффи: В некоторых случаях ароматерапия бессильна. Кстати, мои духи тоже подбирала мама. Если ей верить, они «отражают и подчеркивают мою индивидуальность».

Вспоминаю первый день, когда зашел домой и почувствовал запах – срезанные цветы и пряности. Странно было ощущать посторонние ароматы у себя в квартире. Теперь – нет. Теперь странно будет, если вдруг запахнет чем-то другим.

Я: И что в них?

Тиффи, быстро: Верхняя нота – роза, а еще мускус и гвоздика. Что означает, по маминому мнению…

Слегка морщит нос.

Тиффи: «Надежда, огонь и сила».

Выглядит изумленной.

Тиффи: И все это, видимо, я…

Я: Похоже.

Закатывает глаза, не желая слушать бредни.

Тиффи: «На мели, горластая и упрямая» подошло бы больше – может, она это и имела в виду.

Я, уже порядком охмелев: А я какой?

Тиффи наклоняет голову. Смотрит в упор, да так внимательно, что хочется то ли отвести взгляд, то ли потянуться через стол и поцеловать ее над чайником со свечой.

Тиффи: Надежда, это определенно. За нее держится твой брат.

Застигнут врасплох. Очень мало кто вообще знает о Ричи; еще меньше тех, кто сам о нем заговаривает. Она смотрит на меня, проверяя реакцию, готова сдать назад, если мне больно. Улыбаюсь. Мне приятно о нем поговорить. Как будто так и надо.