– Значит, про то, что деньги Ипатьев вложил в вашу компанию, не знал никто? – уточнила я.

– Кроме одного человека, – поправил меня Куропаткин. – Разлогова Станислава Анатольевича.

– А кто ж он таков, что ему такая честь выпала? – поинтересовалась я. – Раскройте уж наконец мне тайну, что за загадочная фигура этот Разлогов.

– Да ничего загадочного в нем нет, – махнул рукой Куропаткин. – Обычный бандитишко, правая рука Ипатьева. Я его помню еще по своей ходке, он тогда за гоп-стоп срок отбывал. Баклан бакланом, и больше ничего! Я его еще на зоне недолюбливал за то, что он всегда возле блатных авторитетов терся, собственный авторитет пытался заработать. И вот после освобождения судьба опять нас свела. Только Разлогов себя так и не реализовал, став шестеркой у Ипатьева. А когда Ипатьева грохнули, его самого посадили. И надолго.

– И вот теперь он освободился… – медленно произнесла я, подняв глаза на Куропаткина.

– Да, – мрачно подтвердил тот. – И оказалось, что про общак не забыл… Да еще и умудрился выйти на нас.

– И этот общак теперь у вас? Это бандитские деньги Полежаев вложил в «Эвиту»?

Куропаткин слегка помедлил.

– Я не знаю, какие именно деньги он вложил, – сказал он, отворачиваясь к шкафчику и доставая из него большую коробку с кусковым сахаром. – Я просто знал, что он свалил с деньгами, кинув нас с Бабуриным. Хотел восстановить справедливость. Я вообще хотел один с ним переговорить. Знал, что Юра мне перечить не посмеет. Но Бабурина разве остановишь! Он, как бык, прет напролом!

– То есть вы были против убийства Полежаева?

– Естественно. Можно было просто все поделить по-честному, и все. Но Бабурин как жил дураком, так и помер. Да еще и к Ленке он клинья подбивал, я давно это заметил. Может, еще и поэтому в Полежаева пальнул.

– Значит, Разлогов подбирается к вашим деньгам, – задумчиво произнесла я. – И конкретно Ильичев тут ни при чем. Просто он тоже завязан в концерне, деньги с доходов которого хочет получить Разлогов.

– Разлогову по барабану, с чего получить деньги, – усмехнулся Куропаткин. – Лишь бы получить. Где я их возьму, его не касается.

– Но вы не собираетесь ничего ему платить, – посмотрела я на Куропаткина.

Тот выразительно взглянул на меня и четко произнес:

– Нет. Во-первых, я не считаю себя его должником. Я получил лишь свою, честно заработанную долю у Полежаева. А во-вторых, тех денег, что хочет Разлогов, у меня просто нет.

– А вы что, знаете, какую конкретно сумму он хочет? – поинтересовалась я.

– Нет, он мне официального счета не предъявлял. Но из-за пары штук баксов мочить всех подряд не стал бы.

– Не стал бы, – согласилась я. – И даже из-за двух десятков. Скажите мне честно: вы не общались с ним после его освобождения?

– Нет, – твердо сказал Николай Иванович.

– И он не показывался вам на глаза?

– Я видел его только возле «Трапезы» с вами в тот день.

– А вот он – наоборот, – задумчиво произнесла я. – В тот день он, может, вас и не видел. Но что следит за вами давно – это очевидно. И думаю, именно он подстроил так, что вы опоздали в «Трапезу», а я оказалась один на один с этим пьяным доходягой, от которого он меня якобы благородно спас.

– Я уже тоже это понял, – согласился со мной Куропаткин.

Я посмотрела ему в глаза:

– Вы понимаете, что теперь вам нужно быть предельно осторожным?

– Хотите наняться ко мне в телохранители? – усмехнулся Куропаткин.

– Вообще-то я не привыкла набиваться сама, – возразила я. – А во-вторых, у меня пока еще есть клиент.

– Ну, думаю, вам можно сворачивать свою деятельность в отношении Ильичева, – махнул рукой Куропаткин. – Теперь очевидно, что он ни при чем.

– Ну, еще неизвестно, как все может повернуться, – сказала я. – Ему может грозить опасность и опосредованно – неизвестно, какой план разработает Разлогов дальше. Так что я не считаю правильным бросать Ильичева сейчас. Да он и не предлагал мне расторгнуть наше соглашение.

– Что вы собираетесь предпринять дальше? – спросил Куропаткин будто бы мимоходом и добавил: – Если вообще собираетесь?

– Думаю, пора обратиться к знающим людям, – уклончиво ответила я. – Потом будет ясно. Вы мне скажите только одно: вы согласны быть моим союзником? Или и дальше намерены не доверять и набивать мою сумку «жучками»?

– А что мне оставалось делать? – Куропаткин резко повернулся ко мне на стуле. – Тут сплошное мочилово пошло – кому я могу доверять? Мне бы самому уцелеть и попытаться разобраться, что к чему!

– Ну, во многом мы, кажется, уже разобрались, – спокойно ответила я. – Так что теперь, думаю, нам целесообразно помогать друг другу.

– Ну я же рассказал вам все, – уже миролюбиво проговорил Куропаткин. – Значит, согласен на сотрудничество. У меня вообще-то есть кое-какие мыслишки…

– Вот и отлично! – повеселела я. – Тогда ответьте еще на пару вопросов. Вы знаете, когда освободился Разлогов?

– Нет. Но судя по тому, что ему тогда впаяли пятнадцать лет, то недавно.

– Хорошо. Далее – вы знаете, где его можно найти?

– Понятия не имею, – повертел головой Куропаткин. – Я же говорю, что не пересекался с ним. Для меня вообще удивительно, как он на нас вышел.

– Ну, в этом как раз ничего удивительного нет, – сказала я. – Вы же в свое время с Бабуриным нашли Полежаева, а он уехал достаточно далеко от Новотроицка. Так что было бы желание. А у Разлогова оно, как видно, о-очень большое.

– Да уж, – вздохнул Куропаткин.

Я поднялась со стула и подвела итог:

– Значит, так. Сейчас я отправляюсь по делам, а вы лучше никуда не высовывайтесь. Тем более что здесь у вас есть хоть какая-то охрана. А когда план созреет, я сама к вам приеду. И тогда согласуем его с вашими мыслишками. Ждите.

И, попрощавшись с Николаем Ивановичем, вышла из его дома.

Размышляла я недолго. Знакомых в ФСБ – хороших знакомых, готовых по моей просьбе включиться в операцию, – у меня было не очень много. И, перебрав их всех в уме, я остановилась на кандидатуре майора Челышева. В телефонной записной книжке у меня хранился номер его сотового, и я прямо в машине набрала его.

Челышев Валерий Алексеевич ответил почти сразу же:

– Да, слушаю.

– Это Евгения, – представилась я.

– Да я понял, что хотела? – по-деловому коротко спросил майор.

– Пересечься можем? – в той же манере ответила я.

– Где, когда?

– Желательно прямо сейчас, где – не принципиально.

– Тогда давай где-нибудь в центре. Кондитерка у цирка подойдет?