наследства вследствие преждевременной смерти, то оставшиеся в живых его дети считались его представителями и делили между собой его часть. Когда пресекалось потомство в прямой нисходящей линии, право наследования переходило в боковые линии.

Гражданские степени родства. Юристы перечисляют степени родства, восходя от последнего собственника к общему прародителю и нисходя от общего прародителя к ближайшему наследнику; мой отец принадлежит к первой степени родства, мой брат — ко второй, его дети — к третьей, а остальные степени нетрудно дорисовать воображением или проследить по какой-нибудь генеалогической таблице. При этом исчислении степеней соблюдалось одно различие, имевшее существенную важность в римском законодательстве и даже в римских государственных учреждениях; агнаты, или лица, принадлежащие к мужской линии, призывались к равному участию в дележе наследства сообразно со степенью родства; но женщина не могла передавать другим никаких законных прав на наследство, и законы Двенадцати таблиц не признавали наследственных прав за когнатами всякого разряда, считая их как бы чужеземцами и посторонними людьми и даже не делая исключения в пользу нежной привязанности, связывающей мать с сыном. У римлян одно общее имя и одни домашние обряды служили внутренней связью для gens, или рода: cognomen[677], или прозвание, Сципиона или Марцелла различал одну от другой побочные ветви или семейства родов Корнелиева или Клавдиева; в случае, если не было агнатов с тем же прозванием, их заменяли родственниками, которые носили более общее название gentiles, и бдительность законов сохраняла за теми, кто носил одно имя, постоянную наследственную передачу и религии, и собственности. Тот же самый принцип вызвал издание Вокониева закона, отнявшего у женщин право наследования. Пока девицы отдавались или продавались в жены, удочерение жены упраздняло надежды дочери. Но равноправное наследование независимых матрон поддерживало их гордость и роскошь и могло переносить в чужой дом богатства их отцов. Пока принципы Катона пользовались уважением, они клонились к обеспечению за каждым семейством честных и скромных средств существования; но женские ласки с течением времени одержали верх, и все благотворные стеснения исчезли в безнравственном величии республики. Суровость децемвиров смягчалась справедливостью преторов. Эдикты этих последних возвращали эмансипированным и рожденным после смерти отца детям их натуральные права, а когда не было налицо агнатов, они предпочитали кровное родство когнатов названию gentiles, название и характер которых были мало-помалу преданы забвению. Взаимное наследование матерей и сыновей было установлено декретами Тертуллиана и Орфициана благодаря человеколюбию сената. Новый и более беспристрастный порядок был введен Новеллами Юстиниана, как будто старавшегося восстановить юриспруденцию Двенадцати таблиц. Линии мужского и женского родства были смешаны между собой: нисходящие, восходящие и боковые линии были тщательно определены, и каждая степень родства, сообразно с ее близостью по крови и по привязанности, стала участвовать в открывавшемся после римского гражданина наследстве.

Введение завещаний и свобода их совершения. Порядок наследования устанавливается самой природой или по меньшей мере общим и неизменным здравым смыслом законодателей; но этот порядок часто нарушается произвольными и пристрастными завещаниями, путем которых завещатель удерживает за собой право собственности даже за могилой. Это пользование или злоупотребление правами собственника редко допускалось при первоначальной безыскусственной организации гражданского общества; оно было введено в Афинах законами Солона, а Законы двенадцати таблиц также позволили отцам семейств совершать завещания. До времен децемвиров римский гражданин излагал свои желания и свои мотивы перед собранием тридцати курий, или общин, и изданный по этому поводу законодательный акт приостанавливал действие общих законов о наследовании. Децемвиры позволили каждому гражданину излагать словесно или письменно содержание его завещания в присутствии пяти граждан, которые были представителями пяти классов римского народа; шестой свидетель удостоверял их присутствие; седьмой взвешивал медную монету, которая уплачивалась воображаемым покупателем, и имущество эмансипировалось путем фиктивной продажи и немедленной передачи. Этот странный обряд, возбуждавший удивление в греках, еще был в употреблении во времена Севера; но преторы уже ввели более простые завещания, для совершения которых они требовали приложения печатей и подписи семи свидетелей, не подходивших под установленные законом исключения и нарочно созванных для совершения этого важного акта. Властелин семьи, распоряжавшийся и жизнью, и достоянием своих детей, мог распределять между ними доли наследства соразмерно с их достоинствами или привязанностью: он мог по своему усмотрению наказать недостойного сына лишением наследства и оскорбительным предпочтением постороннего лица. Но опыт доказал, что бывают такие жестокосердые отцы, которых необходимо стеснить в их правах завещателей. Сыновья и, в силу Юстиниановых законов, даже дочери уже не могли быть лишены наследства вследствие того, что отец не упомянул о них; от этого последнего стали требовать, чтобы он назвал виновного и объяснил, в чем заключалась вина, а император установил те случаи, которые могли бы оправдывать такое нарушение первых принципов природы и общественной жизни. Если детям не была предоставлена их законная четвертая часть, то они могли оспаривать «несправедливое» завещание, ссылаясь на то, что их отец был не в здравом уме вследствие болезни или старости, и могли почтительно просить беспристрастного судью об отмене сурового отцовского приговора.

Завещанные имущества. В римской юриспруденции признавалось существенное различие между наследованием по закону и наследованием по завещанию. Наследники, получившие все состояние или одну двенадцатую часть состояния завещателя, делались его представителями, и в гражданском, и в религиозном отношении, вступали в его права, исполняли его обязанности и уплачивали подарки, которые он из дружбы или из щедрости назначил в своем завещании. Но так как неосмотрительность или расточительность умирающего могла превысить ценность оставляемого имущества и не оставить наследнику ничего, кроме риска и труда, то этому последнему позволили удерживать до уплаты завещанных выдач Фальцидиеву, то есть четвертую часть в свою собственную пользу[678]. Ему дали достаточно времени, для того чтобы он мог привести в ясность размер долгов и ценность имущества и решить, принимает ли он наследство или отказывается от него; а если он пользовался правом составить опись, то требования кредиторов не могли превышать ценности оставшегося имущества. Последняя воля гражданина могла быть изменена при его жизни и могла быть уничтожена после его смерти; лица, назначенные им в завещании, могли умереть прежде него, могли отказаться от наследства или могли быть устранены по каким-нибудь легальным причинам. Ввиду этих случайностей ему дозволяли назначать вторых и третьих наследников, заменять одних другими согласно с указанным в завещании порядком, а неспособность умалишенного или несовершеннолетнего распоряжаться по завещанию своей собственностью была восполнена такой же заменой одних лиц другими. Но влияние завещателя прекращалось с момента принятия наследства; каждый совершеннолетний и правоспособный римлянин делался полным хозяином того, что ему досталось в наследство, и