Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Я спал, и мне снилось, что я иду по рыночной площади. Сгущаются сумерки, но торговля в разгаре, полуголые продавцы истошно орут, привлекая к себе внимание, закутанные в тонкие плащи покупатели, толкаясь локтями, пробираются к прилавкам, лают большеголовые собаки, приставленные охранять товар, в клетках щебечут разноцветные птицы, а о тяжелый, плотный, сладкий запах булькающей в котлах еды запросто можно споткнуться.
Мне тут же отдавили обе ноги, несколько раз чувствительно пихнули в бок, дважды поцеловали в щеку, явно приняв за кого-то другого, и сунули в руки прут с насаженным на него яблоком в твердом карамельном панцире. Мне не хотелось есть, но выкинуть подарок не поднималась рука, так и ходил с этим прутом, как дурак.
– Видишь, как я развлекаюсь?
Лойсо возник передо мной неведомо откуда. Растрепанный, загорелый, насквозь пропахший дымом и пряностями, в явно дорогой, но изрядно поношенной одежде, он казался не просто органичной частью происходящего, но самим духом этого шумного, пестрого, недружелюбного и одновременно гостеприимного рынка.
– Сам не подозревал, что настолько одурел от одиночества, – сказал он. – Теперь меня в такие места как магнитом тянет. Сколько же здесь жизни. Дурацкой, бессмысленной, веселой живой жизни. Я сейчас шалею от нее, как от вина. А тебе здесь не слишком нравится, да? Понимаю. Прежде сам терпеть не мог рынки и прочие людные места… Ну давай, выкладывай, что там у тебя. Признаться, не ждал, что ты так скоро объявишься. Думал, ты свое дело сделал, развлекся как следует, помог мне выбраться из того пекла, и я тебе больше не нужен.
Его слова меня совершенно обескуражили. Мне-то казалось, это я стал не нужен Лойсо после того, как выпустил его на волю. А он, получается, уверен, будто я вожу знакомство только с теми, кого можно облагодетельствовать, а добившись своего, тут же теряю всякий интерес. Ну и дела.
Я-то, дурак, думал, Лойсо знает меня лучше, чем я сам… Или дело именно в этом?
Но обсуждать все это я, конечно, не стал. Не время. Сказал:
– На самом деле мне здорово не хватало наших встреч и разговоров, но я дал себе слово вас не беспокоить. Однако, как видите, все-таки пришел, да еще и с подарком. Не знаю только, нужен ли он вам. Но решил, что имеет смысл предложить…
– Да не тяни ты, – поморщился Лойсо. – Можно подумать, тебе за каждое слово корону платят. Что за подарок? Надеюсь, ты не яблоко имеешь в виду? Потому что я не большой любитель сладкого.
Только теперь я заметил, что по-прежнему сжимаю в руке дурацкий прут с карамельным яблоком. Да уж, хороша была бы шутка – «Ах, какая досада, а я-то его для вас столько дней хранил!» Но, хвала Магистрам, у меня хватило ума не шутить с Лойсо, а прямо спросить:
– Вам еще хочется разрушить какой-нибудь мир?
– Ты что, со всеми там перессорился? – расхохотался он. – И решил красиво отомстить?
– Нет, – коротко ответил я. – Просто случайно узнал о существовании десяти с лишним тысяч реальностей, которые совершенно необходимо уничтожить. Правда, этим уже занимается один человек, но его успехи, прямо скажем, не кружат голову. Восемнадцать, что ли, штук прикончил – за несколько тысячелетий, прикиньте. Вообще не о чем говорить.
– Я его знаю? – заинтересованно спросил Лойсо.
– Понятия не имею. Чьйольве Майтохчи – это имя вам что-нибудь говорит?
– Лихой Ветер? – удивился Лойсо. – Забавно. Лично мы не знакомы, но имя известнейшее. Вот, значит, куда он подевался… И что за реальности такие?
– Миры Мертвого Морока, – сказал я. – Их так Магистр Чьйольве окрестил. На самом деле просто овеществленные романы. То есть отчасти овеществленные. Жуткая дрянь получилась, говорят…
– А вот с этого места поподробнее, – оживился Лойсо.
Ухватил меня за локоть и куда-то потащил. Я и моргнуть не успел, а мы уже сидели внутри полосатой палатки, и усталая женщина средних лет в обтягивающем, как у циркового борца, трико наполняла наши стаканы синеватой жидкостью, попробовать которую я не рискнул бы даже наяву.
– Я эту дрянь тоже не пью, – сказал Лойсо, кинув женщине маленькую, до прозрачности тонкую монетку из красноватого металла. – Зато стоит она дешево. И если заплатить, можно сидеть тут сколько вздумается. В относительном уединении и в тишине. Тоже, конечно, весьма относительной. Рассказывай.
К счастью, рассказывать во сне о вещах, которые узнал наяву, много легче, чем, проснувшись, пытаться вспомнить и описать свои сновидения. Поэтому я бодро отбарабанил краткую лекцию по бесславной истории художественной литературы Мира. Рассказал все, что знал, не утаивая ни имен главных действующих лиц, ни собственной позиции по этому вопросу. Лукавить с Лойсо совершенно бесполезно, это я уже давно выяснил. Он в этом смысле даже хуже Джуффина – оба читают меня, как открытую книгу, но шеф, по крайней мере, не увлекается литературной критикой, а Лойсо редко отказывает себе в таком удовольствии.
Но сейчас, выслушав меня, он только и сказал:
– Звучит заманчиво.
И надолго умолк.
Наконец спросил:
– Можешь толком объяснить, как туда попасть?
– Не могу. Но Джоччи Шаванахола может. Как бы только устроить вашу встречу?
– С этим я и сам справлюсь, – заверил меня Лойсо. – Поразительный ты все же тип, сэр Макс. Будь я твоим соотечественником, непременно решил бы, что ты мой ангел-хранитель.
– Ого, – присвистнул я. – Откуда вы знаете?..
– Про ангелов и твоих земляков? Ну как же. Первым делом туда отправился поглазеть. Любопытно было, откуда ты такой взялся.
– Ну и как вам? – спросил я.
– Мне понравилось, – вежливо сказал Лойсо. И, подумав, добавил: – Но не очень.
– Дорого дал бы за ваши путевые заметки. А все-таки, почему я ангел-хранитель?
– Да потому что всегда появляешься в нужный момент, как будто все время стоял невидимый за плечом, ждал, когда понадобишься. И приносишь именно то, что мне позарез необходимо. Нужна свобода? На тебе свободу. Нужна пища? Держи, да смотри не лопни. Десять с лишним тысяч миров, желающих умереть, – это надо же!
– Пища? – изумился я.
– С возрастом, – степенно сказал Лойсо, – начинаешь очень внимательно относиться к вопросам питания. То есть стараешься находить оптимальные источники силы. И смотри, как забавно получается. С одной стороны, у меня уже давно пропала охота разрушать обитаемые миры, да и просто убивать мне больше не интересно. Я пересмотрел свои взгляды и решил, что ярость больше не будет повелевать моими поступками, и чужая смерть отныне – не моя забота. Слишком много лет я на нее работал, пусть теперь справляется сама. И знал бы ты, какое облегчение я испытал, приняв такое решение. Впервые в жизни ощутил себя по-настоящему свободным – при том, что сидел тогда взаперти; ты знаешь где. Стоило, конечно, угодить в тюрьму, чтобы узнать вкус подлинной свободы – от того, кого всегда считал собой. С тех пор дороги назад мне нет.