западенцами. Есть русская земля, насильно втиснутая большевиками в этнотерриториальное недоразумение по имени Украина. Разный язык с диалектизмами, ментальностью, верой, культурой. Лоскуты, сшитые тотальной идеей сверхчеловека.

Прав дед Юшка: менялся язык, менялась ментальность, менялась внутренняя культура. Возник новый субэтнос, ненавидящий свои корни, не имеющий своих исторических героев, холопски покорный, холуйски преданный. Необходимость проституирования как формы существования государственности прочно вошла в сознание украинцев через западенцев, спешащих отдаться кому угодно, лишь бы заплатили.

Да, другой здесь живёт народ, хоть и спешат называть себя русскими. И язык вроде наш, русский, и даже суржик — тоже русский. И внешне похожи что лицом, что одеждой, а вот стереотип поведения совсем иной. Наш сформирован советской средой в особую этнопсихологическую систему: убирать за собою посуду, снимать обувь в прихожей, стесняться, извиняться, сердобольными быть, жалостливыми… Целый комплекс мелких деталек, отличающих наше поведение во внешнем общении. А вот генотип уже иной.

Вот эти хуторянство, мелочность, жадноватость, хитрость, постоянные жалобные стоны, что их притесняют, что это они сначала кормили москалей, сожравших всё их сало, а теперь кормят Европу, хотя жрут уже польское сало, воспринимались нами если не с осуждением, то с внутренним неприятием и отторжением. С этими чертами беженцев (эвакуированных) столкнётся Центральная Россия и слегка оторопеет: к ним всей душой, а они считают, что им все обязаны и должны. И ещё какая-то озлобленность, помноженная на зависть.

Вспомнил разговор с комбатом. Суровый мужик, но начитанный до самых кончиков ногтей. С ним нельзя не согласиться: нацизм на Украине выпестовали не галичане — те всегда отличались ущербностью. Его вынянчили украинцы Полтавы, Черкасс, Киева, Хмельницкого, Житомира, Чернигова, Харькова. Украинцы Центральной Украины, позволившие западенцам установить свои порядки, спасовавшие перед прущей наглостью, хамством и дикостью. Распевали с ними бандеровские песни, смаковали антирусские анекдоты, позволяли коверкать язык, закрывали глаза на культивирование оуновщины, Бандеры и Шухевича. Когда пошли они маршировать по улицам с факелами, а потом с флагами СС — притихли, не смели протестовать, силу почувствовали страшную и безжалостную. Потом они переписали историю, назначив в герои бандеровских палачей. Про сжигание людей в Одессе старались замолчать: нас это не касается, моя хата с краю — ничего не знаю, хотя таких Одесс было более чем достаточно по всей Украине.

Комбат сказал, что эта война — «ответка» за безразличие, за трусость, за глупость. Но ничего, лет за десять вылечим. А вот здесь с ним не согласился. Не в сроках не согласился — бог с ними, со сроками, при нынешних технологиях программирования сознания и лет за пять-шесть обернёмся. А вот с самой постановкой вопроса не согласен: её больше не должно быть вообще — детям нельзя играть со спичками. Чаша терпения у России переполнена. Ополоумевшую соседку с усиками под носом и свастикой на рукаве терапевтически не вылечить — только хирургия. Опухоль метастазами расползлась, так что удалять её надо, потому как с лекарствами запоздали.

Дранг нах Остен начался не вчера и не сегодня — это продолжение тевтонского похода на Русь. Только теперь крестовый поход исполняет Украина. Результат для Запада не столь важен — всё одно русские в исступлении и ненависти перебьют русских. Причины навязанной нам войны всё те же: деградация западной культуры и веры, её внутренний раскол, наши углеводороды, становление центра притяжения, аккумулирующего силы Востока. А ещё и потому, что мы чуть ли не единственные, сохранившие чувство достоинства, что ценностные критерии иные — совесть, доброта, справедливость. Потому что мы другие.

Ребята из бригады спецназа четверо суток «работали в полях»: спали в снегу, если это можно было назвать сном, из еды — замерзшая галета, ночью вылазка, взятие «языков», снятие часовых. Морозище пробирал насквозь, пообморозились, но когда вышли на базу — ни стона. Шуточки-прибауточки, подначки-подколочки, неунывающие и улыбающиеся. А ведь мальчишки совсем! Непобедимые, непокоряемые, русские!

4

Вчера был покорён сбережением памяти своего дедушки Сульженко Петра Никитовича, 1924 года рождения, его внучкой Натальей Константиновной Маховой. Удивительное для нашего времени трепетное отношение поколения наших детей и внуков к памяти своих предков. Передала его черновик рукописи, а фактически дневниковых записей и воспоминаний с детально вычерченными схемами боёв, в которых ему довелось участвовать. Воевал с декабря 1942-го по 22 апреля 1943 года, когда был тяжело ранен и ему ампутировали ногу. Восемнадцать лет, пять месяцев войны, старший сержант, командир взвода автоматчиков, ордена Красной Звезды и Отечественной войны I степени, медаль «За оборону Сталинграда». Начал на Волге, закончил у Миус-реки, ступив на землю Донбасскую. А теперь его внуки очищают эту землю от нечисти.

Просидели далеко за полночь, а всё наговориться не могли. Почти сорок листов формата А4 убористого, почти каллиграфического почерка, а за ними судьба целого поколения. А потом рассказывала, как дед просто боготворил Высоцкого, как собирал по крупицам всё о нём, как всегда звучали в их доме его песни и стихи, как она впитывала его военные песни. Они и теперь звучат в их доме — воспитывают своих девочек. В любви к своему Отечеству, к России. Воспитают. Не могут не воспитать.

Муж Натальи Алексей Махов, врач-стоматолог, специалист экстра-класса, внимательно выслушает мои сетования на нехватку того или иного, помолчит, а спустя неделю-другую привозит остродефицитные жгуты и медикаменты. В копеечку выливается, а всё равно достаёт и передаёт. Он тоже воюет за Россию. Своим открытым сердцем, своим неравнодушием, своим милосердием и состраданием.

Август

1

Жизнь коротка. Очень. Порой мгновение: еще летит в воздухе тембр голоса стоящего рядом, а его уже нет. Он ещё стоит, он ещё держит в руках сигарету, а пуля снайпера уже отпустила его душу.

Все эти месяцы после начала войны сутки спрессованы в мгновения и мысли подчинены одному: успеть бы… Успеть не остаться в стороне, успеть окунуться в самую гущу событий, успеть написать, сфотографировать, заснять. Успеть помочь — собрать гуманитарку, отвезти её, раздать, утешить. Успеть к сапёрам, танкистам или разведчикам — увидеть, услышать, самому что-то сделать. Успеть жить по-настоящему. Надо спешить делать добро, и малая толика сделанного тобою от кого-то отвратит беду, согреет, вернёт силы и веру. Грехи наши прежние высветляют в потёмках тот единственный путь к спасению души — помощь людям.

Читаю и перечитываю рассказы Юрия Ивановича Хоба. Надо успеть собрать макет его книги. Он из Докучаевска, что на Донбассе. Вышел за порог — и уже на фронте. Взял в руки свой видавший виды фотоаппарат и пошёл мерить кряж донецкий, изрезанный траншеями да воронками. Щёлкает фотокамера,