какое-либо облегчение и радость от одержанной победы он сейчас не мог, и Сэнди не могла придумать, как его утешить.

С тем, чтобы отвлечь Бена, как ни странно, справился Гильом.

- Мастер лесничий, пожалуйста, помогите мне отвести принца к вашей лодке. Один я сейчас, боюсь, не справлюсь, - сказал он.

- Да… да, конечно, - словно просыпаясь, сказал Бен. – У пар… я хотел сказать, у Его высочества серьезный перелом. Я не решился вправить ему руку.

- И не надо. Королевский лекарь точно справится с этой задачей лучше нас. Нам бы только добраться до дворца, - сказал Орси. И они вместе с Беном кое-как помогли Адриану встать и вывели его из хижины.

Только когда Сэнди и ее спутники были уже снаружи, Бен внезапно замер.

- А как же… она? Кто-то должен ее похоронить.

- Не беспокойтесь. Я пошлю кого-нибудь заняться этим делом. Если вы хотите, можете вернуться вместе с ними и помочь… хотя на вашем месте я бы этого не делал, - с жесткой откровенностью сказал Гильом. – Помимо всего прочего, еще и потому, что без той магии, которая дает ведьме ее огромную физическую силу и долгую жизнь, мертвое тело ведьм теряет форму. Разлагается буквально на глазах, в десятки раз быстрее человеческого трупа. Если это омерзительное зрелище поможет вам ее забыть – тогда, конечно, возвращайтесь и похороните ее сами, но я полагаю, что это причинит вам только новые страдания. А вы, по-моему, и так уже достаточно страдали по ее вине.

Бен отвел взгляд. Он зашел в воду, чтобы подтянуть причаленную лодку ближе к берегу, и, не оглядываясь на Гильома, который поддерживал едва стоявшего на ногах принца, неожиданно спросил :

- Правда, что ее первый муж все еще жив?..

- Да, жив, - кивнул Гильом. – Давайте доберемся до дворца, а потом – даю слово – я расскажу вам троим эту историю такой, как ее помню я. И, может быть, тогда вы перестанете считать его мерзавцем, который – со мной на пару – якобы толкнул покойницу на скользкий путь.

Адриан сидел на своей постели, отстраненно удивляясь ощущению, что у него ничего не болит. Вино со смесью маковых семян и обезболивающих трав, которое ему дал лекарь, прогнало вгрызавшуюся в сломанные кости боль, и Адриан почувствовал, что он впервые за много часов способен мыслить трезво и вообще дышать полной грудью. Это было совершенно упоительное чувство, и в другое время он бы оказался на верху блаженства, но сейчас даже полное избавление от боли едва ли могло доставить ему радость. Настроение слишком сильно омрачала мысль о том, что сказал лекарь, когда обрабатывал его разорванную щеку.

- Это не обычные царапины, Ваше высочество. Порезы грубые, глубокие и рваные, как от тупой пилы. Я, разумеется, сделаю все, что в моих силах, но боюсь, что никакие мази не помогут таким ранам срастись ровно.

- И что это значит, если без иносказаний?.. – спросил принц, которому очень не нравилась уклончивость в формулировках лекаря.

- Это значит, что, пока мышцы будут срастаться, вашу щеку стянет в нескольких местах, и после полного выздоровления лицо будет выглядеть перекошенным.

- Иначе говоря, я буду изуродован, - подвел итоги Адриан.

- Боюсь, что да, - печально согласился врач. – Конечно, я сделаю все, чтобы этого избежать, но, думаю, что вам лучше готовиться к подобному итогу сразу, чем столкнуться с ним потом, внезапно для себя.

До недавнего времени Адриан не особо интересовался своим внешним видом. Если бы он, например, разорвал щеку веткой во время прогулки по лесу несколько месяцев тому назад, то мысль о том, что его лицо никогда уже не будет прежним, огорчила бы его не так уж сильно. Неприятно, безусловно, но – и только. Все равно никому, кроме королевы Эйслин, не свойственно было восхищаться и гордиться его красотой, а после такого поворота дела мать сначала ужаснется, потом будет горевать, а потом успокоится и снова будет искренне считать его самым красивым в мире юношей – на то она и мать. Но за последние несколько дней все совершенно изменилось. После их знакомства с Сэнди Адриан внезапно начал очень сильно ценить то, что у него приятное лицо и стройная спина, и он, во всяком случае, не смотрится нелепо рядом с такой красивой девушкой, как Сэнди. Он не знал, что Сэнди думает о его внешности, но он надеялся, что она находит его красивым. А теперь, со стянутой кривыми шрамами и перекошенной щекой, он уже никогда не будет хорошо смотреться рядом с Сэнди.

Разумеется, он не считал, что Сэнди отвернется от него из-за каких-то шрамов. Наоборот, она будет вдвойне сочувствовать ему из-за того, что он получил эти шрамы, помогая ей, и ее благодарность, несомненно, укрепит их дружбу. Но проблема заключалась в том, что принцу при мысли о благодарности и жалости от Сэнди хотелось взвыть. Это было совсем не то, чего бы он хотел! Он хотел ей понравиться. Хотел, чтобы она могла испытывать в его присутствии то же волнение и восхищение, которое испытывал от ее близости он сам. И в этом деле его шрамы, вызывающие только жалость и признательность за его жертву, могли только все испортить.

Что ж это такое, в сам деле?.. Вот Гильом только и делает, что борется с чудовищами, и за время своих бесконечных странствий он был ранен несколько десятков раз, и, тем не менее, выглядит он по-прежнему вполне достойно. Да, конечно, у Орси есть горбинка от сломанного на турнире носа, но она не портит его внешность. А ему достаточно было впервые в жизни попытаться совершить рыцарский подвиг, чтобы оказаться изуродованным на всю жизнь! Видимо, все люди с самого рождения разделены на тех, кому, как Гильому Орси, всегда и во всем сопутствует удача и общее восхищение, и на таких ничем не примечательных неудачников, как он.

А если так, то следует признать, что жизнь на удивление несправедлива.

Прерывая его сумрачные размышления, дверь в спальню Адриана распахнулась, и живое воплощение мировой несправедливости, Гильом Орси, остановился на пороге и окинул принца внимательным взглядом.

- Ваша мать сказала мне, что вам уже гораздо лучше, - весело заметил он.

Адриан в ответ вяло промямлил что-то, что могло сойти за утвердительный ответ.

- Я хотел сообщить,