в ноге, и если все перечислять, то может показаться, что этих сил жуть как много, а на самом-то деле сколько ни перечисляй – все равно это сила только одного человека. Одного! Или вот тебе другой пример: ты пускаешься в путь, знаешь, сколько миль тебе нужно пройти, ну, допустим, пять. Нормально ведь? А если посчитаешь, сколько это шагов, то впадешь в уныние и вообще идти не захочешь. И с дождем то же самое: капель – не сосчитать, а по итогу все равно обыкновенный дождь, от которого никакого вреда. У Франции один король и одно войско, у нас тоже один король и одна армия. Одна сила против одной силы. Получается, силами мы равны.

Входит герольд.

– Что скажешь? – спрашивает принц Уэльский. – Только коротко и ясно.

– Мой король просит передать тебе, что если ты отберешь сто самых знатных особ из своих рыцарей и вместе с ними придешь к нему на поклон, то он не станет начинать сражение, а возьмет только выкуп за всех вас. В противном случае здесь все будет залито вашей кровью. Что ты ответишь на такое милостивое предложение?

– Милость я могу принять только от Господа, – гордо отвечает принц. – Но чтобы я унижался и вымаливал ее у человека – Боже упаси! Передай своему королю, что у меня язык сделан из стали, и милости у него я буду просить, стуча оружием по его шлему. Бери свой вызов и неси обратно Иоанну. Пошел отсюда.

Было такое, было. Иоанн действительно потребовал, чтобы принц Нэд сдался ему, да еще и сотню дворян привел с собой. И принц действительно отказался выполнить ультиматум.

Герольд уходит. Но тут же на смену ему является еще один посланник-герольд.

– А ты с чем пришел? – спрашивает принц Уэльский.

Оказалось, Карл (который к 1356 году и вправду стал герцогом Нормандским) прислал быстроногого коня вместе с дружеским советом: бежать, пока не убили.

– Животное – животному обратно, – презрительно бросает принц. – Скажи этому мальчишке, что я не сяду на клячу труса. Пусть сам на ней скачет, а я пущусь вдогонку. Убирайся.

Второй герольд уходит. Входит третий герольд.

У него подарочек от принца Филиппа: молитвослов. Младший сын короля Иоанна уверен, что смертный час принца Уэльского близок, и шлет ему молитвенник, чтобы Нэд мог должным образом подготовиться к смерти.

– Бедный мальчик! – ахает Нэд. – Он так заботится обо мне, что аж самого себя обделил. Как же он без молитвенника-то? Он же молиться умеет только по книжке. Верни Филиппу молитвенник, он ему самому пригодится. К тому же этот наглец все равно не знает моих грехов, поэтому не может решать, какие молитвы мне нужны. Ступай.

Герольд уходит.

– Вот что значит численное превосходство, – констатирует принц. – Они совершенно потеряли осторожность, думая, что все решается количеством. Ну что, Одлей, скажи что-нибудь мудрое, приведи меня в правильное состояние духа. Ты же опытный, во многих битвах побывал, много чего повидал. «Как быть мне, научи».

– Я вам так скажу, принц: что жизнь, что смерть – все одинаково естественно. Как только мы рождаемся – сразу же начинается наш путь к смерти, и все идет своим чередом. Сначала почки, потом цветы, потом семена, которые падают в землю, и из них прорастает новая жизнь. Так что бояться смерти нет никакого смысла, помрем, когда по жребию суждено, не раньше и не позже.

– Что ж, если жизнь – это всего лишь бег за смертью, а смерть – начало новой жизни, то и нечего об этом думать, – успокоенно говорит Нэд. – Когда Господь захочет, тогда и придет мой час. «Что жить, что умереть – мне все равно».

Уходят.

Сцена 5

Там же. Французский лагерь

Входят король Иоанн и Карл.

Оба они встревожены странной тишиной, ночная тьма кажется им зловещей, да еще и вороны огромными стаями кружатся над расположением войск. Все так похоже на то, что было написано в предсказании, которое передала Карлу неизвестная женщина на поле возле Креси! Иоанну это совсем не нравится.

– «Земля похожа теперь на гроб: темна, мертва, безмолвна – и вся полна какой-то жутью», – с содроганием произносит Иоанн.

Слышен крик воронов.

– Слышишь эти зловещие крики? – спрашивает он сына.

Карл не отвечает, он видит приближающегося брата.

– Вон Филипп идет!

– Похоже, он тоже в ужасе, – замечает король.

Входит Филипп.

– Сынок, ты почему такой встревоженный? Плохие новости? – спрашивает король.

Но Филипп не может ничего толком объяснить, только бессвязно выкрикивает:

– Гибель! Гибель!

– Что – гибель? Кому гибель? Возьми себя в руки, трус, объясни толком, что случилось? – сердится король.

Филипп, наконец, собирается с силами и более или менее внятно излагает:

– Гибель воронья летает над войском. И каркает так гнусно. Солдаты перепугались, побросали оружие, стоят неподвижно, как истуканы, и только смотрят друг на друга.

Оказывается, «гибель» – примерно то же, что и «тьма-тьмущая».

«Похоже, пророчество сбывается, – думает Иоанн. – Но я не должен поддаваться страху».

– Сынок, вернись к солдатам, подбодри их. Скажи, мол, воронье увидело наши мощные войска, готовые перебить этих голодных хилых англичан, и птицы поняли, что скоро на поле ляжет куча вражеских трупов, вот они их и караулят заранее. Они же чуют, что им будет чем поживиться. А что каркают – так это они просят нас поторопиться, скорее начать убивать врагов. Иди, поговори с солдатами, успокой их. Невинный обман в данном случае может принести большую пользу.

Филипп уходит. Шум снаружи. Входит французский военачальник со взятым в плен Солсбэри.

– Ваше величество, этот рыцарь и еще сорок человек пытались прорваться через оцепление к принцу Уэльскому. Из этих сорока часть мы убили, часть смогла убежать, а рыцаря мы к вам привели.

– Повесить его на первом же суку, – жестокосердно командует Иоанн. – И пусть считает за честь, что его повесили на французском дереве.

– Но у меня есть пропуск, подписанный самим герцогом, – говорит Солсбэри.

Тут принц Карл начинает понимать, кого к ним привели.

– Пропуск тебе Вильер достал, да? – спрашивает он.

– Да.

– Тогда можешь спокойно ехать куда тебе надо, – говорит Карл.

– Ага, спокойно, без помех и без задержек, прямо на виселицу, – зловеще добавляет Иоанн. – Увести!

– Ваше величество, я надеюсь, что вы не скомпрометируете мою печать, – учтиво возражает принц Карл. – Я дал разрешение на проезд по Нормандии и собственноручно подписал его. Если я нарушу слово, то какой же я после этого принц?

– Ты – мой сын и принадлежишь мне